Сердечный трепет - Ильдико фон Кюрти Страница 8

Амелия Чуппик во всяком случае повеселилась по поводу моей прически: «Некоторые едва родились, а им уже пора к парикмахеру!», моих многочисленных складочек: «Боже, ребенок выглядит старше, чем я!» и в конце концов сказала: «Ну, тогда, моя маленькая куколка, будь у меня такое же глупое имя, я бы тоже орала, как под розгами».

По преданию, после этого я сразу успокоилась. И с этого момента я стала куколкой. Моя мама еще иногда называла меня Амелией, когда я отказывалась убирать со стола или курила тайком в садовой беседке.

Итак, меня зовут куколка, и так я и выгляжу. Так, как будто я засмеюсь, если нажать мне на живот, или автоматически закрою глаза, если положить меня на спину.

Филипп всегда считал, что мне надо было пойти в отдел убийств или репортером в отдел сплетен. Мне нужно только достаточно долго смотреть на человека, чтобы он признался, где спрятал части расчлененного трупа или с какой из женщин зачал по недосмотру дитя. К счастью, у меня другая профессия, которой я очень довольна.

Выбор моей профессии был совершенно случаен, и мне всегда становится теплее на сердце, когда я вспоминаю об этом.

Пять лет назад я – тоже случайно – познакомилась с Ибо. Ее полное имя – Ингеборг Химмельрайх, она на две головы выше меня, у нее короткие светлые волосы, крепкая фигура, крепкий характер и самые лучистые голубые глаза, которые я когда-либо видела. Она могла бы рекламировать цветные контактные линзы, не надевая цветных контактных линз.

Мы понравились друг другу с первого взгляда. Я пролила ей кофе на блузку, на что она радостно отреагировала: «Наконец-то один нормальный человек в этом скучнейшем заведении».

Ингеборг Химмельрайх работала экономистом, и три дня назад устроилась бухгалтером в фирму Зольдеманна, крупнейшего производителя ковровых покрытий в Гамбурге. Я работала там уже целый год и каждый день спрашивала себя – почему?

Когда-то я училась на дизайнера интерьера, потом – на дизайнера-графика, недоучилась, затем принялась было за германистику и, наконец, прослушала три семестра истории искусств. Пару месяцев я делала обложки CD для андеграундных групп. В двадцать шесть я решила зарабатывать деньги и приняла предложение от фирмы Зольдеманн разрабатывать дизайн ковровых покрытий.

Нет, скажите, какой идиот разрабатывает дизайн покрытий? Самый большой стыд в своей жизни я испытываю, когда на вечеринках меня, бывает, спрашивают, кто я по профессии. Что ответить? Я лично все равно предпочитаю паркет.

В отличие от меня, Ингеборг Химмельрайх не собиралась прозябать на фирме «Ковровые покрытия Зольдеманна». Для нее бухгалтерия этого предприятия была настолько неинтересна, что через три месяца она записалась на прием к Зольдеманну-младшему, положила ему на стол заявление об уходе и сказала: «Мне очень жаль, господин Зольдеманн, но вы не выдержали испытательный срок».

Я до сих пор восхищаюсь этим ее шагом. Мне нравятся решительные шаги – мне, к сожалению, они удаются крайне редко.

В тот день, когда Ибо уволилась, мы вместе вышли из офиса, бормоча что-то по поводу женских страданий, и засели в баре в павильоне Альстера.

Ингеборг Химмельрайх и куколка Штурм набирались до позднего вечера. Само собой, шампанским. «Вдова Клико». В маленьких бутылочках. Семнадцать штук. Ибо сказала, что мечтала об этом всегда: став добровольной безработной, упиться шампанским из этих наперстков и рухнуть под стол. Под конец мы уже чокались бутылками и при этом громко кричали: «Ничего нет ковровей ковровых покрытий!»

Далеко за полночь мы завалились ко мне и провели ночь в моей двуспальной кровати безудержно хихикая. Я съела мешок масляного печенья, а Ибо между тем глубокомысленно рассуждала, можно ли покраснеть, если в темноте станет стыдно. Это навело меня на другую мысль: как называют найденыша, прежде чем его найдут?

И почему приглушаешь радио, когда сидишь в машине и ищешь нужную улицу?

Мы долго говорили на подобные темы. Я могу обсуждать с Ибо такие вопросы, которые любой другой сочтет признаком слабоумия. Однажды мы просидели целый вечер напролет, наслаждаясь словесной игрой. Она заключалась в том, чтобы исковеркать названия всех известных нам чистящих средств. Типа «Омо-сексуализм».

В другой раз мы придумывали названия для парикмахерских. Как ни странно, моя идея оказалась лучшей: «Hair Force One» – «Военно-волосатые силы».

Ингеборг Химмельрайх – очень умная женщина, я горжусь тем, что я ее лучшая подруга, хотя до конца так нигде и недоучилась. Ингеборг говорит, что с ее внешностью у нее не было другого выбора, как стать умной. Я считаю, она малость кокетничает. О'кей, она не из тех, от которых мужчины исходят слюной и приглашают выпить. В глаза бросается ее интеллигентность, поэтому у семидесяти пяти процентов мужчин она изначально не вызывает интереса. За мной же, напротив, увязываются полные дураки, которым лучше бы меня остерегаться, – я бужу в них инстинкт защитника. Только когда я выхожу с Ибо, никто из этих придурков не рискует на меня бросаться. Нам спокойно.

Ночью, валяясь на моей двуспальной кровати, мы смотрели по видео «Завтрак у Тиффани», делали друг другу педикюр, а когда слушали «Мун Ривер», я все плакала от тоски по чему-то.

There's such a lot of world to see.

Где-то в полтретьего ночи нас посетила идея, которая через четыре, четыре с половиной года сделала нас счастливыми и относительно небедными.

В половине шестого все было решено.

В половине седьмого мы поднялись и начали день с горсти таблеток аспирина и последнего бокала шампанского.

На следующий день я уволилась и совместно с Ингеборг Химмельрайх стала владелицей кафе «Химмельрайх».