Анжелика. Война в кружевах - Анн Голон Страница 8

— Все-таки наш мир проклят! — вздохнула Воскресенье, поднимая глаза к небу. — А твой дружок точно жмот. Я слышала, как он торговался с матерью настоятельницей насчет платы за твое содержание. Двадцать экю и не больше, как за меня, — столько платит Общество Святого Причастия, чтобы меня держали под замком. При таком раскладе ты можешь рассчитывать только на горох да бобы.

— Сволочь! — последнее заявление служанки задело Анжелику за живое.

Ну и подлец этот Филипп! Да и скупердяй к тому же. Торгуется, как последняя галантерейщица!

Анжелика схватила девицу за запястье.

— Послушай! Ты должна помочь мне выбраться отсюда. У меня есть идея. Дай мне свою одежду и покажи, куда надо идти, чтобы попасть к воротам, которые выходят на дорогу к деревне.

Служанка фыркнула:

— Только и всего?! И как же я помогу тебе выбраться отсюда, если сама не могу сбежать?

— Это совсем другое дело. Монашенки тебя хорошо знают и тут же схватят. А меня-то никто толком не видел, кроме матери настоятельницы. Если по дороге на меня кто-нибудь наткнется, я найду что соврать.

— Тут ты права, — согласилась Воскресенье. — Тебя привезли связанную, как колбасу, еще ночью, впотьмах. И поволокли прямо сюда.

— Вот видишь! У меня есть шанс сбежать. Давай-ка мне поскорей свою юбку.

— Тише, маркиза, тише, — проворчала девица, злобно покосившись на Анжелику. — «Все — мне, а другим — шиш»? Выходит, у тебя такой девиз? А что получит бедная Воскресенье, несчастная узница, о которой все позабыли? Кучу неприятностей — уж будьте уверены, а чего доброго, еще и в тюрьму засадят.

— Ты получишь вот это, — сказала Анжелика, проворно доставая из-под валика в изголовье нить розового жемчуга.

Увидев великолепные жемчужины, переливавшиеся нежными оттенками рассветного неба, Воскресенье потеряла дар речи и только протяжно свистнула от восхищения.

— Подделка, да, сестренка? — растерянно спросила она.

— Нет. Возьми в руку и взвесь. На, бери. Если ты мне поможешь, эти бусы — твои.

— А не шутишь?

— Клянусь. С этими цацками, когда выйдешь отсюда, разоденешься, как принцесса, еще и прикупишь себе кое-какого барахла.

Воскресенье перекладывала из ладони в ладонь драгоценности, достойные королевы.

— Ну, что надумала?

— Ладно. Только у меня есть идея получше твоей. Подожди, я скоро вернусь.

Она спрятала ожерелье в недрах просторной юбки и вышла. Ее отсутствие показалось Анжелике настоящей вечностью. Наконец запыхавшаяся девица появилась, держа в одной руке кипу одежды, а в другой — медный бидон.

— Мать Ивонна вцепилась в меня как колючка, у-уф! Но ничего, я сумела от нее отделаться. Давай скорее, а то утренняя дойка коров уже скоро закончится. Сейчас на монастырскую ферму со всей округи за молоком приходят крестьянки. Переодевайся, будешь как бы доярка, бери бидон и подушечку. Значит, так: спустишься по лестнице с голубятни — я покажу, где это. Во дворе иди к крестьянкам и вместе с ними выйдешь через черный ход. Только осторожней, тебе придется держать бидон на голове, смотри не расплескай молоко.

План удался. Не прошло и четверти часа, как госпожа маркиза дю Плесси-Бельер в красно-белой полосатой юбке, в черном лифе, с башмаками в руке — они оказались слишком велики — и с опасно раскачивавшимся медным бидоном на голове, который она придерживала другой рукой, уже шла по пыльной дороге, с похвальным упорством устремляясь в Париж, видневшийся в солнечной дымке на горизонте.

Во двор фермы Анжелика вошла одной из последних. Дойка уже закончилась, и святые сестры с послушницами разливали молоко по бидонам крестьянок, которые должны были доставить его в Париж или в пригороды.

Старая монахиня, которая распоряжалась на ферме, с удивлением спросила, откуда взялась незнакомая молочница, но Анжелика напустила на себя самый глупый вид, какой только можно, на все расспросы отвечала лишь на пуатевинском наречии и упорно совала монахиням несколько су, великодушно выданные Воскресеньем. В конце концов ей все же налили молока и отпустили со двора.

Теперь надо было спешить. Анжелика находилась на полпути между Версалем и Парижем. После некоторых раздумий она решила, что отправляться прямиком в Версаль было бы безумием. Немыслимо предстать перед королем и двором в полосатой юбке, какие носят крестьянские девки!

Нужно вернуться в Париж, к своим роскошным нарядам и к карете, привести себя в надлежащий вид и уже тогда мчаться галопом сквозь лес, чтобы присоединиться к охоте.

Хотя Анжелика шла очень быстро, ей казалось, что она еле ползет. Босые ноги болели от колких придорожных камней, но в огромных ботинках она постоянно спотыкалась, а порой они и вовсе спадали. Молоко расплескалось, подушечка соскальзывала.

Наконец на дороге показалась двуколка жестянщика, направлявшаяся в сторону Парижа. Анжелика бросилась вперед и замахала руками.

— Подвезите меня!

— Давай, красотка. За сладкий поцелуй я довезу тебя до самого собора Парижской Богоматери.

— Так не пойдет, поцелуи я берегу для моего суженого. Но я дам горшочек молока для ваших малышей.

— Ну что же, по рукам! Сделка честная. Залезай скорей, целомудренная красотка.

Лошадь шла спорой рысью, так что к десяти часам утра они уже были в Париже. Жестянщик довез Анжелику до самой набережной, и она со всех ног бросилась к своему особняку. Привратник чуть не упал в обморок, узнав хозяйку, наряженную, словно крестьянка из пригорода.

С раннего утра в доме творилось неладное. Сначала слуги с ужасом обнаружили исчезновение госпожи, но каково же было их удивление, когда в отель Ботрейи явился камердинер господина дю Плесси-Бельера, наглый и высокомерный верзила, и забрал лошадей и кареты.

— Все мои лошади! Все мои кареты! — повторяла ошеломленная Анжелика.

— Да, мадам, — подтвердил дворецкий Роже.

Дворецкий не поднимал глаз и казался страшно смущенным, глядя на крестьянские лиф и белый чепец хозяйки, как будто он застал ее обнаженной.

Анжелика была настроена весьма решительно.

— Ничего! Я попрошу о помощи кого-нибудь из друзей. Жавотта, Тереза, поторопитесь, мне нужна ванна. Подготовьте мой охотничий костюм. Пусть мне подадут легкую закуску и бутылку хорошего вина.

Услышав, как каминные часы звонко пробили двенадцать, Анжелика вздрогнула.

«Один Бог знает, что выдумает Филипп на сей раз, объясняя мое отсутствие Его Величеству! Приняла не то лекарство, лежу в постели, меня рвет… Этот подонок способен на все! Как мне попасть в Версаль до заката без кареты и лошадей? Проклятый Филипп!»