Дело марсианцев - Олег Никитин Страница 75

Так же как, впрочем, и лакея. Но потом он резко вскричал и съежился, словно граф Балиор занес над ним батог.

– Что разорался? – опять спросил сверху дворецкий недовольным голосом.

Тихон с самым мрачным видом шагнул к лакею и прошептал тому на ухо несколько слов.

– На крысу наступил! – сглотнув, крикнул в ответ парень. И забормотал сразу и быстро, чуть не брызгая слюной от подобострастия: – Не извольте гневаться, ваше сиятельство, я только ваши слова повторил и безмерно прощения прошу, ежели напугал или как досадил, вот окорочок…

– Заткнись, а то как напугаю. Режь веревку, не смущайся.

Лакей в ужасе уставился на свой непомерный тесак, будто не держал его все это время, и уже почти выронил, однако опомнился и с поклоном отошел к ближайшему куску мяса.

– Да не вздумай кому проболтаться, что я тут инспектирую, живо места лишишься, – брезгливо придвинув лицо к нечесаной голове парня, сообщил поэт. – Башкиры грозились на княжеский пир напасть, вот и выискиваю тайные пути да ходы… Не слыхал ли чего подозрительного, да не видал ли тут, в подземелье?

– Нет, ваше сиятельство, – расплылся в скорбной улыбке лакей. – Разве нынче знают людишки такие предметы, что в старину ведали?

– Вот и я так думаю.

Если лакей и заподозрил в графе безумца, что вряд ли, виду он не подал, всячески выказывая почтение. При этом ухитрился ловко зажать между ухом и локтем мясо и перерезать грубое вервие, на котором то висело.

– А вот ведь что странно, ваше сиятельство, – проговорил вдруг слуга с воодушевлением. – Крыс-то сколько ни травим, а все лезут с того краю. – И он указал в направлении, еще не освоенном Тихоном. – И дует там по низу, когда яд раскидываешь. Может, и башкиры там пролезут, где серым сподручно?

Лакей подобострастно хихикнул.

– Дай-ка тесак, – сказал поэт, – подсоблю.

Он перерубил еще две веревки, не заботясь о том, успеет ли парень подхватить падающее мясо, но тот справился, ему даже для фонаря рук хватило.

– Двигай наверх, да помалкивай… А нож я себе пока оставлю, потом на полке с вином подберешь, или еще как верну в хозяйство.

– Всенепременно, ваше сиятельство.

Он осклабился и поспешил прочь из подземелий, и вскоре крышка люка лязгнула – поэт вновь очутился в кромешной тьме, полной звериных шорохов. В самом деле, по полу тянуло ледяным ветерком, теперь граф Балиор его отчетливо ощутил, и ботфорты не помешали.

Он вновь запалил свечу и отправился в указанном ему направлении, уже не глядя на стену. Ориентировался он только по направлению движения воздуха, и потому шел быстро. Напуганные вторжением зверьки так и пищали, с топотом рассеиваясь во мраке. «И чем они тут пробавляются?» – ненадолго озадачился Тихон. Видимо, в темное время суток выбираются сквозь дыры в кладке наружу и грызут что попадется.

В дальнем торце здания стена также не отличалась от соседних участков. Но было и отличие – в самом низу из нее выпало сразу три булыжника, они валялись рядом. Из этого-то отверстия и тянуло затхлостью и подземными водами, корневищами и червями.

– Так-так, – проговорил граф Балиор. – Неужто лаз?

Ему стало жутковато, вот и потребовалась такая поддержка – хоть с самим собою потолковать, всё живые звуки, не считая шороха поганых крыс. Он наклонился к дыре, но неудачно, резкий порыв ветра проник сквозь пальцы, которыми он прикрывал огонек свечи, и погасил его. Тотчас звуки вокруг поэта будто сгустились, стали плотными и леденящими, будто сонмы призраков напитали их незримой мощью. Ветер в дыре засвистал с пронзительной силою, окутал лазутчика и проник под бешмет, дабы увлечь саму душу Тихона в подземное царство.

Но он не поддался, чиркнул серной спичкою и бережно прикрыл слабый огонек – и духи подземелий отступили, невидимые.

– Померещится же такое, – прошептал граф Балиор. – Вперед, ирой…

Подбодрив себя таким напутствием, он приладил свечу возле стены, подальше от ветряного потока, там же пристроил и суму в надежде, что наглые зверьки не успеют уволочь или прогрызть ее.

С помощью кухонного тесака он принялся отковыривать камни от стены. Приходилось несколько раз бить ладонью по рукоятке, уставив острие в щель кладки, и так, и так по всему краю камня, прежде чем тот наконец с недовольным скрипом отваливался. Попадались, впрочем, и камешки попроще – на эти, похоже, когда-то пролились грунтовые воды, вот склейка и размякла, или каменщик был небрежен.

За полчаса Тихон расчистил довольно, чтобы протиснуться в лаз. Рядом выросла внушительная гора строительного материала.

Он поднял почти сгоревшую свечу, перекрестился и просунул в черноту руку с огнем. Казалось, что сейчас же некое подземное чудище зубастой пастью оттяпает все, до чего дотянется, но поэт победил суеверный страх и не остановился. Совсем рядом показался такой же свод, как и тот, что нависал в главном подземелье Дворянского Собрания, разве что более сырой и даже покрытый изморозью. И еще с него свисала черная свалявшаяся паутина из древней пыли.

Справа из стены торчало ржавое кольцо с обрывком цепи.

«Темница!» – ахнул поэт. Только скелет еще и не хватало увидеть! Что за страсти, Господи, сокрыты за этой стеной? Неужели никакого хода тут нет, а вместо него старое узилище с призраками замученных преступников? Могильным духом повеяло из мрачных катакомб, неведомо сколько лет сокрытых от человеческого глаза.

Графу Балиору отчетливо захотелось бросить затею и воротиться на теплый и светлый чердак, но вместо этого он отогнал крыс от котомки, повесил ее на плечо и зажег новую свечу взамен прогоревшей. Сейчас он уже находился в такой позиции своего жизненного пути, откуда мог идти только в одну сторону. А именно, в самое логово могущественного врага, буде тут обнаружится прямая туда дорога.

Старательно прикрывая неверный огонек, он протиснулся в лаз и осмотрелся. И ничуть не был удивлен тем, что вдаль уходит черный и низкий ход. Не к нему ли он так стремился, чтобы сейчас поражаться или отступать? Ветра тут уже почти не ощущалось, поэтому прикрывать свечу нужды не было.

Головой Тихон едва не касался камней, но избегнуть тонких корневищ было затруднительно. Словно черви, они влажно царапали бритый череп поэта – от этих прикосновений граф Балиор то и дело содрогался в отвращении. И крысиный писк угнетал его слух. Зверьки, похоже, проникли сюда с поверхности земли или с другого конца лаза, и теперь катились редкой волной перед лазутчиком, отступая во мрак.

В стенах порой попадались крупные щели, подле которых валялись выпавшие из них камни – там корни, уже весьма толстые, разрастались особенно пышно. Словом, этим ходом не пользовались и не обихаживали его так давно, что всякий дух человеческий отсюда выветрился.

Минут через десять-пятнадцать Тихон достиг тупика. Прижатые им крысы в панике заметались и прыснули-таки мимо ботфорт поэта, убежали в сторону Собрания. Одна, впрочем, ухитрилась протиснуться в крошечное отверстие возле самого пола.