Последнее лето - Елена Арсеньева Страница 75

– Помню, когда в хоре пели совсем еще юнымидискантишками, барыни и барышни хорошенькие, хе-хе, так и несли нам кашне алитеплые шарфы, чтобы не застудили горлышки. Потом, постарше сделавшись, получалиот благочестивых радетелей в изобилии или сырые яйца, или горлодерцу. Бывало,бежишь в храм, обгоняешь двух обывателей и слышишь такой переговор: «Куда,такой-то и такой-то, думаете махнуть ко всенощной?» – «Да я по привычке ввознесеновский приход хожу…» – «На Печерку пойдемте, к Троице, тамрукавишниковские певчие до слез молящихся доводят, каждую нотку с комфортом [31] вытягивают!» – «И не говорите-ка! В прошлый раз каково хорошорукавишниковцы „Слава в вышних Богу“ отчебучили. Начали с адажио, а потом –переборы, переборы, переборы… А за ними ляпок, и еще ляпок, и еще ляпок!» [32]

Добродушный выпивоха уверял, что Мурзику с его голосом местоименно в певческом хоре церкви Святой Троицы на Большой Покровке – хор этотсодержал миллионщик Рукавишников, и был он известен по всей России. Сампротодьякон Аедоницкий пел в нем, и баса, равного басу Павла Федоровича, небыло даже в Императорской капелле! От его голоса позвякивали стекла в рамах иподрагивали стопки пятаков на конторке церковного старосты. Говорили, каждоеутро протодьякон ходил «разминать глас» на Воробьиную гору за Ковалихинскимоврагом и там орал во все горло, пугая жителей Печерской слободки и Сеннойплощади.

– Вот только беда, больно уж ты тощой! – пьяноикая, сокрушался Благолепов. – Павел-то Федорович был толст, как… – Онискал сравнения, но не находил, совершая бессильные пассы ладонями, округляя ихвсе больше и больше. – Грандиозный живот имел. Земные поклоны совершать немог, даже легкое наклонение заставляло обе его руки широко расходиться. Надо бытебе отъесться как следует, Мурзик.

Отъесться до нужных габаритов никак не получалось – не частоудавалось даже наесться вдоволь. Может, если и впрямь в хор поступить… Да ну,неохота век прожить, глаза к небу возведя! В Сормове пусть голодно, да весело.

Конечно, Мурзик промышлял не только пением: запасшисьполуразбитой чашкой или щербатым стаканом, болтался возле «монопольки», карауляпокупателей, выходящих с «четвертью» в плетеной щепяной корзинке,«сороковками», «сотками» или «мерзавчиками» [33] . Некоторыепитухи, не имея терпения донести покупку до дому, норовили вылакать водочкупрямо тут, на улице, едва отмерив двадцать пять шагов от двуглавого орла навывеске и строгой надписи «Казенная винная лавка» (ближе полиция недозволяла!). Но не из горлышка же сосать, сие считалось невместно даже порабочим окраинам. Тут-то и оказывался наготове Мурзик или другой шпингалет спосудинкой наготове. Мальчишка держал чашку или стакан, рабочий живо обдиралбелую или красную сургучную головку (белая означала, что водка хорошей очистки– бутылка стоила 60 копеек, ну а с красной ценилась дешевле – по 40). «Накушавшись»,в опустевшую посудину бросали копейку-другую. Вот и заработок!

Сормовский завод тоже давал возможность зашибить кой-какуюденьгу, порою даже немалую. Приятели Мурзика носили отцам обед прямо в цеха.Мурзик увязывался с ними. Там удавалось доверху набить карманы гайками,шайбами, гвоздями и шурупами. Их перепродавали «грушникам» – так в Сормовеназывали продавцов пареной груши, любимого народного лакомства. Однако втележках под тряпками, которые укутывали горшки с грушей, лежали грудыжелезного лома, который потом сбывался за большие деньги. Кончился этотпромысел дурно: «короля» сормовских «грушников», Степана Захарова, отправили накаторгу, а несколько его «поставщиков» попали в Игумновскую колонию малолетнихпреступников. Кто на год, кто на два или три. Был среди них и Мурзик…

Уходил волчонок, вернулся – волк. Ему исполнилосьпятнадцать. Никого из близких не осталось – даже выпивоха Благолепов покинулсвоего подопечного, отправившись подпевать ангельским трубам. Да и что в немтеперь было бы проку? Голос у Мурзика сломался, изменился, остался, правда,звучным и приятным, однако прежняя трогательная звонкость и певучесть исчезлавовсе. Однако Мурзик и в мыслях не держал, чтобы идти к станку. Нашли дурака!Воровской промысел, только этот путь! Был он смел, дерзок, и везло ему, какникому другому. Да еще сдружился с барыгой Поликарпом Матрехиным и сделался егоближайшим подручным.

* * *

...

«Петербург. В знак сочувствия жертвам несчастных случаевотравления на фабриках «Треугольник» и Богданова забастовали рабочиеПутиловского завода и мелких предприятий».

Санкт-Петербургское телеграфное агентство

...

«У Григория Распутина. Уже в 11 утра перед одним изособняков на Английском проспекте, где живет «старец» Распутин, по обыкновению,много публики. У подъезда автомобили, экипажи, лихачи, обычные извозчичьипролетки. В приемной много просителей, среди которых можно увидеть титулованныхособ, генералов, духовных лиц.

Как сообщается, в непродолжительном времени в Москве будетвыходить патриотическая газета под названием «Патриот», в которой ГригорийРаспутин примет ближайшее участие».

«Биржевые ведомости»

...

«Петербург. Председатель Думы Родзянко имел счастьепредставить Его Величеству всеподданнейший доклад о текущих делах Государственнойдумы. Высочайшая аудиенция продолжалась 1 час 15 минут и носилавысокомилостивый характер».

Санкт-Петербургское телеграфное агентство

* * *

Дождило, мокрило… Весна пришла! Холодно еще, а все же –весна. Лед на Волге там и сям темнел промоинами, редкая собака осмеливаласьтеперь сбежать с берега, а для людей речная полиция давно запретила сход. Итолько вовсе уж безумные рисковали пуститься брести по льду или те, кому всеравно было – слышать его треск под ногами, или щелчок курка у виска, или звон сабли,или шлепанье карт по столу. Лишь бы чем-нибудь, хоть чем-нибудь потешитьпресыщенную душу, развлечь ее, позабавить, а свою жизнь на кон ставить ильчужую – какая разница…

Ну да, было и с ним такое. Было, да прошло, ничего неоставив, кроме ночных кошмаров…