Причуды богов - Елена Арсеньева Страница 74

Юлия быстро опустила ресницы. Ничего себе!Отец и прежде видел ее насквозь. Пожалуй, придется всерьез постараться, чтобынадежно скрыть от него все те переломы, трещины, ссадины и раны, которыеоставили последние полгода в ее душе.

Но письмо! Кто его написал? Первой мысльюпочему-то было – Виктор Петрович. Но тут же вспомнилось, с каким безнадежнымупорством он пытался уверить отца, что в лазарете живет не Юлия Аргамакова, аЮлия Белыш.

Она с опаской глянула на отца и поняла –опасаться есть чего: князь Никита Ильич и прежде был востер, ну а если дело шлоо дочери, да еще о заблудшей дочери… Он не только видел Юлию насквозь, но ислышал ее мысли!

– Белыш… – произнес он, ловя взгляд дочери ицепко держа его в прищуре своих серых проницательных глаз. – Рад, что тыстоль хорошо запомнила эту фамилию!

Юлия стояла как под прицелом. И думать нечегооткрыть отцу всю правду, а все же его догадливость должна иметь предел! Хватитс него пока что обиды на дочь, из каких-то пустых причин скрывавшую истинноеимя-звание и отдалявшую встречу с отцом. Ничего, сейчас минует первая сердитаявспышка – и князь отойдет, поуспокоится, а Юлия тем временем что-нибудь ужизмыслит в свое оправдание…

Пустая надежда! Он не дал ей такойвозможности!

– Не стану говорить, сколь горько мне былоосознать, что ты причинила тревоги мне и княгине, матушке твоей, лишь изсклонности к авантюрам, – проговорил генерал, отводя взор от Юлии, нолегче той стало лишь на мгновение: слова отца были похлестче пощечин. –Знаю: судьба родителей – страдание за детей своих. Ты у нас одна, ты свет очейнаших, и каковую стезю ты бы ни выбрала, наша забота – беречь тебя и охранять.Но, верно, пришло время, когда наших сил на сие хватать не будет, стало быть…

Он помедлил, как бы набираясь духу, и Юлияподняла на него глаза с таким беспомощным, тревожным выражением, что князь едване махнул рукой на всю затею. Честно говоря, затея сия ему с самого началаказалась чересчур уж рискованной и даже театральной; будь его воля, он бы всеоткрыл дочери, но Юлия вышла из его доверия, да и слишком она была своевольна,чтобы уметь трезво мыслить! К тому же князь не мог, не считал себя вправеотказать сыну человека, спасшего ему жизнь. Да и вообще, много тут сошлосьпричин, по которым он был принужден продолжать в том же тоне, – нет, втоне все более непререкаемом!

– …а стало быть, надобно, чтобы другой человекпринял на себя об тебе заботу и опеку, коя ему будет положена судьбою.

– Как это? – пролепетала Юлия совсемпо-детски, и князь, вовсе осерчав, воскликнул:

– Как? А вот знай, как: замуж пойдешь!Молчать! – рявкнул он, хотя Юлия не только не издала ни звука, но и, кажется,дышать перестала. – Я, глядишь, и поколебался бы, да ты сама себе судьбунакликала. Замуж пойдешь за Сашку Белыша, помнишь такого? Да что спрашивать! Ини слова я не желаю слышать! – Князь опять топнул об пол, то ли желаяустрашить дочь, то ли себя подстрекая. – Мне стеречь тебя теперь недосуг,но все ж надеюсь, ты не станешь позорить отца, исполнишь данное слово. Белыштеперь тоже в войсках, недалеко отсюда. Он уже осведомлен и о спасении твоем, ио моем решении. И всецело с ним согласен. День, много – два ему на дорогу, атам… Под венец! Немедля! Отправитесь в Госпожинское – там полк стоит. Вот,душенька моя, полковой священник вас и окрутит. Ничего! – выставил князьвперед ладонь, стоило Юлии шевельнуться. – Не все ему умирающих да покойниковсоборовать, надеюсь, венчать еще не разучился!

Отец произнес эти слова с таким пылом, какбудто речь шла о самом главном препятствии к браку. Юлия схватилась за горло –но рыдание, которое она пыталась сдержать, умерло в груди, так и не появившись.Захотелось упасть в обморок – случай был подходящий, – но не удалось.

Странная покорность вдруг снизошла на нее. Этобыло сродни духовному и физическому оцепенению, когда основой жизни становитсябезразличие, готовность принять все, что ниспошлет судьба, – пусть без радости,но и без сопротивления.

Конечно, она не ждала от отца такойбеспощадной ярости. Но… сама виновата! Его власть над нею – казнить илимиловать, и Юлия, некогда мечтавшая об emanсipation, слишком уж наглоталасьсвободы – едва не захлебнулась в ней! – чтобы не понять: всему в жизнидолжен быть положен свой предел – и свободе тоже.

Сколько можно метаться и разрывать себесердце, мечтая о несбыточном? Довольно она уже наломала дров в своей судьбе –пора их подбирать и укладывать в поленницу. И… и разве не отрадная весть, развеэто не облегчение, что теперь поводырями ее в этой жизни будут двое сильныхмужчин: отец и… тот, неведомый, извека предназначенный?

Пусть сбудется воля родительская и Божия наднею; Юлия с радостью примет ее. А если все обернется не счастьем, а страданием?Что ж, значит, будет страдать, и терпеть, и втихомолку утешаться тем, что в семстрадании повинен, наконец-то, кто-то другой, а не она сама, горячая инеразумная головушка!..

И все же покорность эта далась ей нелегко:враз обессилев, Юлия стояла недвижимо, безучастно приняв прощальный поцелуйотца и едва ли осознав, что князь Никита ушел.

* * *

Хоть и смирилась Юлия всем существом своим сотцовым решением, а все же знала: терпения ее хватит ненадолго. Всей душою,чистой, как вода в роднике, несмотря на взбаламученное сердце, оставалосьнадеяться, что князь не задержит с приказом, который ей надлежит исполнить, нето… Не то, побаивалась Юлия, пойдут клочки по закоулочкам, ибо всем существомсвоим она всегда верила в истинность сказок и, вопреки всему, надеялась, чтоприскачет королевич на белом коне, увезет девицу-красавицу, которую судьба даволя родительская понуждают идти за немилого да постылого…

Ничуть не бывало! Королевич уехал восвояси,даже не взглянув на башню, где обреченно ждала своей участи эта самая девица. Анаяву сие означало, что на другой же вечер после отцова посещения в местоЮлиного добровольного заточения явился доктор Корольков и словно невзначайобмолвился, что Зигмунд Сокольский отбыл к месту службы.

Юлия беспомощно воздела руки:

– Да как же? Он ведь больной, слабый весь…

– Natura sanat, medicurs curat morbos, –пожал плечами доктор, как-то глупо хрюкнув, словно бы едва сдерживая смешок. Даи весь он был сегодня какой-то… задорный.

Юлия подозрительно повела носом: не под каплей [66] лиВиктор Петрович? Вроде нет: от него привычно пахнет всего лишь карболкою.