Нарушенная клятва - Кэтрин Куксон Страница 73

Но на этот раз все было по-другому и Мак перед уходом нарушил молчание.

— Пока, — сказал он, кивнул Луизе, затем Тилли и вышел.

— От его болтовни я устаю, — усмехнулась Луиза, как только за Маком закрылась дверь.

— Он, бедняга не успевает слово вставить, — рассмеялась на это Тилли. — Но, тем не менее, он прав, тебе надо лежать в постели, и кроме того, нечего сидеть здесь одной. Почему ты не хочешь пойти к нам, я бы смогла за тобой ухаживать. У нас там теплее. А здесь такой ветер, что, как говорит Кэти, волосы с ног сдувает.

— Кстати о Кэти, — Луиза облизнула губы, — а ты знаешь, что Дуг Скотт положил на нее глаз?

— Ну, я конечно, кое-что замечала. Думаю, Кэти не станет от него прятаться.

— Значит, ты не против?

— А почему я должна возражать? Если она выйдет замуж, я только порадуюсь за нее.

— Но тебе, тогда придется искать себе другую помощницу.

— Сомневаюсь. Кэти не захочет расставаться со мной: мы дружим очень много лет.

— Знаю, и меня, признаться, это удивляет. Вы с ней такие разные, ну просто небо и земля.

— Наверное, поэтому мы так хорошо и ладим. Кэти очень милая женщина.

— И мне она тоже нравится, но когда в сердце женщины поселяется мужчина, дружеским чувствам приходится потесниться.

— Полагаю, что Дуг поедет вместе с нами.

— Очень может быть.

В этот момент дверь отворилась, на пороге возникла Ма Первая. По-утиному переваливаясь, она заторопилась к Луизе.

— Лучше вам приготовиться. К вам с черного хода шел большой хозяин, а тут — Макнилл. Ну, хозяин — назад. А сейчас он опять тут. Будете с ним говорить?

Луиза порывисто встала, посмотрела на Ма Первую, затем на Тилли и, отвернувшись к камину, уставилась на огонь. Затем круто обернулась и сказала, обращаясь к старой негритянке:

— Пусть войдет.

— Вы знаете, что делаете?

— Да, Ма, знаю.

— Хорошо, помогай вам Бог.

Пожилая женщина отправилась выполнять распоряжение, ее полное тело колыхалось при каждом шаге. Засобиралась и Тилли.

— Я пойду, Луиза, — сказала она, накидывая капюшон. — Будет лучше, если…

— Нет, останься, не уходи, — попросила Луиза. — Причины две. Во-первых, мне не хочется оставаться с ним наедине. Во-вторых, он не знает, что ты здесь, и тебе, возможно, откроется такое, о чем ты никогда бы не догадалась, а у меня не хватило бы духу тебе рассказать. Иди в спальню. Спрячься. Он думает, что я одна, иначе бы не пришел.

После минутного колебания Тилли юркнула в соседнюю комнату.

Там было холодно как в леднике. Зябко поеживаясь, Тилли огляделась. В этой комнате она была впервые. Как и в остальном жилище Луизы, здесь было почти пусто. На пребывание женщины указывала только щетка для волос с серебряной отделкой и ручное зеркальце, лежавшие на грубо сколоченном туалетном столике, а еще на нем стояла фотография в деревянной рамке. Тилли подошла ближе и взяла фото — на нее смотрел мужчина приятной наружности в шляпе с мягкими опущенными полями. Отогнутое спереди поле шляпы открывало лицо. Повязанный на шее платок напоминал шарфы, которые по воскресеньям носили горняки в далекой Англии. Тилли разглядела светлые волосы, веселые искорки в глазах и отметила про себя, что лицо на фотографии очень приветливое.

Услышав в соседней комнате голос Альваро Портеза, Тилли быстро вернула фото на место, подошла к двери и прислушалась. Если бы она не знала, кто именно находится за стеной, то ни за что не поверила бы, что тихий, заискивающий голос и льстивые слова могут принадлежать аскетически строго державшемуся человеку, который говорил подчеркнуто правильно как по-английски, так и по-испански. Он разговаривал с Диего и Эмилио только на испанском.

— Ты нездорова, Луиза, — произнес Портез, — я беспокоюсь о тебе, моя дорогая. Прошу, забудь прошлое. Обещаю, все будет по-другому… У тебя больной вид, детка.

— Я не ребенок.

— Для меня ты всегда останешься ребенком.

— Неужели… Зачем же ты пытался сделать из меня женщину?

Последовала пауза.

— Ах, Луиза, Луиза, — донеслось до Тилли невнятное бормотание Портеза. — Мои грехи не дают мне покоя. Я каждую ночь молю Господа простить меня.

— Ты всегда молился, я помню, но это тебя не остановило.

— Луиза, выслушай меня. Если ты вернешься ко мне, обещаю, что и пальцем не прикоснусь к тебе, буду держаться от тебя на расстоянии, распятием клянусь.

— Ха! Не смеши меня, у меня горло болит. Если мне не изменяет память, над моей кроватью тоже висело распятие. Вспомни, ты сам повесил его туда, перед тем как в первый раз забраться ко мне в постель. Как и сейчас, тогда была зима. «Луиза, мне холодно, согрей меня», — ныл ты тогда. А внизу мать ждала, чтобы ее согрели. Мне было всего двенадцать лет. Две-над-цать… и не у кого попросить помощи. Я не осмеливалась поговорить с матерью: у нее и без меня хватало забот. Но она все равно узнала. И ты с холодной расчетливостью убил ее и того человека, который собирался вырвать меня из твоих грязных лап.

— Луиза, Луиза, зачем ворошить прошлое. И я не убивал твою мать. Нет, не убивал.

— Вот как? Ты всего лишь загородился ею, подставив под пулю Эдди. Я все видела своими глазами, так что бесполезно меня разуверять. Не удивительно, что после этого у меня помутился рассудок. И предупреждаю тебя, отец: дотронься ты до меня хоть пальцем, и тебе конец. А оправдание будет таким же, какого когда-то удалось добиться тебе: самооборона. Да, самооборона.

Тилли замерла, прислонясь к стене, стиснув обеими руками ворот. Ее мутило от отвращения, а в голове билась одна мысль: «Бедная, бедная Луиза».

— Ты получил ответ, и я буду благодарна, если ты уйдешь, — послышался голос Луизы.

На какое-то время за стеной воцарилась тишина.

— Ты очень жестокая женщина, Луиза, — нарушил молчание Альваро Портез. — А если я скажу, что болен и дни мои сочтены?

— На это я могу ответить, что ты сам ведешь счет своим дням. А твоя недавняя болезнь, та история с кишечным расстройством… Ты мог обмануть кого угодно, но только не меня. Ты принял лошадиную дозу слабительного, чтобы сказаться больным, не недостаточную, чтобы она стала причиной смерти. И все впустую. Ты потерял Мэтью, как и меня. Первые три года он был в твоем распоряжении, а когда он привез жену, ты взбесился от ревности и стал строить козни, чтобы их разлучить, так ведь?

— Только потому, что она ему не пара.

Тилли за стеной еще больше насторожилась.

— В ней есть что-то такое, — продолжал Портез. — Она не такая, какой старается казаться.

— Это все твои фантазии. Она умнее тебя, и во всем впереди тебя.

— Луиза, я пришел поговорить о нас с тобой, а не о ней. Если бы ты только поверила мне. Ты моя дочь, я люблю тебя. Ты все, что у меня есть. Все, что я делал, я делал из любви к тебе.