Аметистовый венец - Мэгги Дэвис Страница 71

– Теперь я понимаю, почему вилланов зовут соломенными головами.

Нахмурившись, Констанс попыталась снять соломенный парик.

– Послушай, – остановил ее Сенред. Его точеное лицо, высвеченное зимним солнцем, приняло сосредоточенное выражение. – Есть такой небольшой фарс, который называется «Джек и Маленький Джек». Его часто разыгрывают на сельских ярмарках.

Открыв мешок, он вытащил из него надутый вдвое больше обычного свиной пузырь и сунул его под мышку.

– Маленький Джек ходит обычно вот так.

Сенред отошел от нее и изобразил, как неуклюже, не сгибая коленей, забавно ходят некоторые деревенские увальни.

– Можешь повторить?

Подняв руки, Констанс притронулась к соломенному парику. Ей совсем не хотелось изображать Маленького Джека, в ее голове роились сотни вопросов. Но напряженно-серьезное выражение его лица остановило ее.

Она заколебалась:

– Я попробую.

Констанс пошла по траве, стараясь воспроизвести его походку. Это оказалось не так легко, как она думала.

Сощурившись, Сенред наблюдал за нею.

– Господи, да у тебя вроде бы есть актерский талант. Повтори это, только постарайся не крутить задницей.

Констанс изумленно вскинула на него глаза. Затем, надув щеки и глупо ухмыляясь, вернулась назад. Он отступил в преувеличенном замешательстве.

– Ах ты, дурень безмозглый, ты испортил мой свинарник!

И ударил ее свиным пузырем. От неожиданности она споткнулась и шлепнулась навзничь. В следующий же миг Сенред навалился на нее.

– Да я тебя убью! – вскипела Констанс, выплевывая попавшую ей в рот соломинку. Она еще сильнее обозлилась, когда почувствовала, что его большое тело сотрясается от хохота.

– Констанс, моя дорогая… – Он попробовал повернуть ее голову и поцеловать. – Ты была просто великолепна. Труппа направляется в замок Морле, – сказал он, не обращая внимания на ее сопротивление. – Там, с божьей помощью, мы будем играть с тобой Маленького Джека и фермера Джека, пока гарнизонные рыцари не закроют главные ворота Морле. Там-то мы схватим и рыцарей Фицджилберта, и самого красавчика, а заодно и твоего ублюдочного брата, который оказался такой свиньей.

Констанс перестала сопротивляться и подняла на него глаза. Он снял с нее соломенный парик и легонько поцеловал.

– Когда все верные тебе рыцари соберутся в зале, ты сбросишь с себя соломенный парик, вскочишь на главный стол, за которым сидят высокопоставленные гости, и откроешься всем собравшимся, и да поможет нам святой Георгий! Я сам не мог бы написать лучшей драмы, чем та, что будет разыграна в замке Морле. Мы исполним ее под звон мечей до триумфального конца. И тогда все, что дорого тебе, моя графиня, – сказал он с грустью и нежностью, глядя на нее, – снова станет твоим, как в былые времена.

Сенред отпустил ее руку, чтобы она поправила волосы и вытащила из них несколько колючих соломин.

– Моя отважная, прекрасная Констанс! – пробормотал он. – Свидетель – бог, ты моя душа, моя совесть, и, поверь, я отнюдь не шучу. Я видел, как сильно любят тебя твои люди. Молюсь, чтобы хоть кто-нибудь любил меня так, как они.

Какой-то миг она даже не смела дохнуть.

– Но ведь мне предстоит потерять тебя, – шепнула она, взглянув на него.

Его лицо переменилось.

– Нет, Констанс!

Она закинула руки ему на шею и притянула к себе.

– Я не хочу возвращаться… Я предпочла бы разделить с тобой твою бродячую жизнь. Не оставляй меня, – взмолилась она. – Я не хочу, чтобы ты покинул меня. Никогда в своей жизни я не была так счастлива, как с тобой.

Сенред криво усмехнулся:

– Ты хочешь снова жить той жизнью, которой мы жили по пути из Бейсингстока? Неужели ты говоришь серьезно, прелестная графиня? А что будет с твоими детьми?

Ее дети! О Пресвятая Мать, он же знает, что Констанс не может их покинуть.

Ее губы задрожали, она отвернулась.

– Не плачь, дорогая. – Сенред склонился к ней и нежно тронул губами ее заплаканные щеки. – Поверь, я ни за что не стану губить тебя, как хотел погубить однажды. И без того погублены уже многие. Я не могу дать тебе ничего, кроме нищеты и горя. Ты принадлежишь своим людям, своим детям, своим рыцарям, своим поместьям и этому проклятому замку. Надо быть полным глупцом и слепцом, чтобы не замечать этого.

– Нет! – простонала она.

– Да.

Его руки, проскользнув под одежду, ласкали ее груди, воспламеняя своими прикосновениями все тело.

– Милая моя, наши с тобой желания не имеют никакого значения. Ты никогда не сможешь быть подругой бродячего жонглера. Ты моя дивная госпожа Луна, гордая, добрая и поразительно смелая. И конечно, не заслуживаешь того, что с тобой сделали король Генрих и эти проклятые Клеры. Но ты сумела их покорить, как, – шепнул он ей на ухо, – покорила и меня.

Констанс обняла его, заливаясь слезами. Он не стал говорить того, что и так было ясно, это последний раз, когда они смогут быть вместе.

Он расстегнул ее жакет, задрал тунику.

– Я хочу видеть твои чудесные груди.

Его губы жадно прильнули к ее губам.

– Я хочу видеть тебя всю-всю.

В свете зимнего солнца ее тело сверкало ослепительной белизной. Она сняла с него панталоны и взяла в руки то, что доставляло ей такое наслаждение. Если сравнить его с оружием, то оно было в полной боевой готовности. Он снова застонал.

– Иди ко мне, любимая, – глухо шептал он. – Позволь мне вознести тебя в рай прямо отсюда, с зимнего поля.

Сенред поднес ее руку ко рту и поцеловал каждый палец в отдельности, а затем и всю ладонь, слегка касаясь ее языком.

– Я не могу перестать о тебе думать, Констанс. И я хочу помнить всю тебя, всю целиком, такой, какой ты снилась мне все эти недели.

Шепча ласковые слова, он целовал ее живот и бедра, а затем, когда она томно застонала, начал ласкать полные округлые груди, в конце концов обхватив губами ее розовые соски, которые, казалось, так и ждали этой ласки. Констанс вся извивалась и изгибалась под ним, стараясь прижаться к нему плотнее. Его рука скользнула вниз, к теплому пушистому островку между бедрами. Когда он проник пальцем внутрь, она глубоко вздохнула, затем громко и сладострастно застонала. Он продолжал ласкать ее, глядя на разрумянившееся лицо, на полузакрытые глаза.

– О боже! Как я тебя хочу, Констанс. Знала бы, как сладостно тебя любить, вот так, когда ты отдаешься мне вся целиком. Я все время мечтаю о тебе, все мои мысли заполнены тобой.

Он навис над ней, дрожа всем телом.

– Поласкай меня.