Затерянная в Париже - Барбара Картленд Страница 7

Он вполне сознавал, что о них с Роуз говорят, но и всякая другая женщина, с которой он появлялся, пусть даже на один вечер, немедленно становилась объектом внимания не только сплетников, но и желтой прессы.

Для репортеров не было более излюбленной темы, чем порассуждать, на ком же все-таки женится герцог Уолстэнтон и когда же состоится свадьба.

Ссора между ним и Роуз вполне могла бы закончиться поцелуями, неизбежными после любой подобной словесной баталии, если бы Роуз, помимо упреков, что он не хочет на ней жениться, не начала ему угрожать.

Этого он не мог стерпеть ни от кого, и, слушая визгливые крики Роуз, подумал, что в этот раз она зашла слишком далеко.

Он вышел из ее спальни, захлопнув за собой дверь, и, направляясь домой в карете, влекомой двумя усталыми лошадьми, которых погонял такой же усталый кучер, делящий скамью с зевающим лакеем, решил, что уедет из Лондона.

Герцогу принадлежали дома в разных частях света, и требовалось совсем немного времени, чтобы любой из них был готов к его визиту.

У пего была большая вилла на юге Франции, еще одна — в Танжере, замок в Шотландии, охотничий домик в Лестершире и особняк в Ирландии, где он не был уже лет пять. Париж же он выбрал потому, что подумал: Роуз его отъезд в Париж разозлит больше, чем в любое другое место, — она будет ревновать его к пресловутым дамам полусвета, с которыми можно так весело провести время в этом славном городе.

Принц Уэльский всего пару недель назад поддразнил Роуз, сказав:

— Когда в следующий раз поеду в Париж, возьму с собой Блейза. Я наслаждаюсь там чисто холостяцкими удовольствиями, но Блейз твердит мне, что в Париже немало соблазнительных уголков, в которых я не смогу появиться один без ущерба для своей репутации.

— Если Блейз поедет в Париж, сэр, значит, и я поеду! — ответила Роуз, многозначительно глядя на герцога.

— Ну, это все равно что возить уголь в Ньюкасл! — ответил принц Уэльский и рассмеялся над собственной шуткой.

Герцог никогда не собирался в Париж с Роуз, но сейчас знал, что она поймет, зачем он отправился именно туда; почему покинул Лондон, так и не помирившись с ней.

Герцог Уолстэнтон был, без сомнения, умным и образованным человеком, но, болезненно ощущая бег времени, он, подобно многим своим современникам, тратил его, добиваясь любви красивых женщин, и не задумываясь над тем, есть ли альтернатива такому времяпрепровождению.

Жизнь герцога всегда была легка; при его богатстве и общественном положении вовсе необязательно было быть столь красивым. Увидев его, женщины теряли голову, и заканчивая Оксфорд, герцог уже знал, что они готовы упасть в его объятия раньше, чем он узнает, как их зовут.

Однажды ему пришло в голову, что это можно сравнить с обжорством паштетом из гусиной печенки. Когда вы изредка им лакомитесь — он восхитителен, но питаться одним только паштетом невозможно, так как он быстро надоедает.

Именно потому, что он был сыт по горло женщинами, которые вились вокруг него, куда бы он ни пошел и что бы ни делал, герцогу удалось так долго противостоять попыткам женить его.

Ему недавно исполнилось тридцать пять лет, и все его друзья уже сдались под натиском родителей или женщин, непременно решивших загнать их на тропу, откуда только одна дорога — к алтарю. Но их, как и принца Уэльского, это нисколько не останавливало, снова и снова они затевали любовные интрижки, а их жены притворялись, что ни о чем не знают или что это им безразлично.

Иногда, оставаясь один, что бывало нечасто, герцог задумывался, готовит ли ему жизнь что-нибудь еще, помимо бесконечной череды женщин красивых, соблазнительных, очаровательных, которые, пройдя через его объятья и его постель, исчезали в никуда.

Эта гнетущая мысль заставляла его переезжать из одного своего дома в другой. Но его спутницы настигали его повсюду, отставая лишь на несколько часов, в прах разбивая его стремление побыть в одиночестве.

— Иногда я чувствую себя как загнанный олень, — сказал он как-то одному из своих приятелей.

— Что олень, в этом нет сомнения, но не простой, а благородный, — ответил приятель, и герцог не мог не рассмеяться.

Теперь же он решил насладиться Парижем в одиночестве, без обычной толпы прихлебателей, едящих и пьющих за его счет и ожидающих, что он непременно устроит их со всеми удобствами, какие они привыкли от него получать, где бы он ни находился.

В салон вошел управляющий, и герцог, поставив бокал с шампанским, сказал ему:

— Надеюсь, вы понимаете, Бомон, я не хочу никаких гостей и никого не принимаю.

— Да, ваша светлость, — ответил месье Бомон. Он был не просто управляющим поместьями герцога, но и его другом на протяжении многих лет.

Герцог полусердито продолжал:

— К. черту, Бомон, я знаю, вы думаете, что это мое настроение продержится не дольше, чем до завтра, но вы ошибаетесь.

— Надеюсь, — отвечал Бомон.

— Почему вы так говорите? — с любопытством спросил герцог.

— Потому что смена обстановки — вот то, что вам сейчас необходимо.

— И вы уверены, что Париж мне в этом поможет?

— Если за вами не будет таскаться этот хор подпевал, которые повторяют все, что вы говорите.

Герцог рассмеялся. Ему впервые стало по-настоящему весело с тех пор, как он покинул Лондон.

— Вы служите у меня управляющим, а не доктором, но каково же будет ваше предписание?

— Мне представляется, надо немного «Мулен-Руж», столовую ложку театра «Варьете», и конечно, новый милый голосок, желательно с французским акцентом, повествующий вам о том, как вы неотразимы.

Герцог опять рассмеялся и сказал:

— Вы уволены! Не потерплю, чтобы на меня работал человек, который так мало меня уважает.

— Я достаточно вас уважаю, чтобы желать вам счастья, — ответил месье Бомон.

— И что же такое счастье? — спросил герцог.

— Думаю, у каждого есть свой ответ на этот вопрос, — ответил Бомон, — но могу вам сказать, что счастья не приносит, — это цинизм!

— Вы считаете, что я циничен?

— Я наблюдал, как за прошедшие пять лет вы становитесь все более и более циничным. Я наблюдал, как вы становитесь пресыщенным, я видел, что вы все меньше удовольствия получаете от жизни; ничто, пожалуй, кроме ваших лошадей, уже не радует вас, и мне очень жаль.

— Хотя бы искренне, — грустно проговорил герцог.

— Я давно хотел вам сказать все это, — ответил месье Бомон. — И, откровенно говоря, хотя, может, вам это и не понравится, мне кажется, вы впустую тратите свою жизнь.

Герцог даже привстал от изумления.

— Вы и впрямь так думаете?

— Если бы я так не думал, я бы ничего вам не сказал.