Родительный падеж - Мила Иванцова Страница 7

— Видишь, беда какая, — сказала она, — мало того что сосок у меня втянутый, не за что бедняжке ухватиться, так и молоко еще не пришло, ну совсем-совсем ничего нет…

Ириша пожала плечами, не зная, что же в таких случаях нужно делать.

— А моя вот спит… — пожаловалась она.

— Это их глюкозой кормят из сосок, чтобы не орали между кормлениями, — сказала многоопытная Вера, — вот они и спят, если сыты, а что им еще делать?

— А мне что делать? — спросила Ириша.

— Буди, а то и дите голодное оставишь, и себе застой с маститом заработаешь, кормить надо и сцеживаться, и чем больше, тем лучше, — посоветовала Вера со знанием дела.

Ириша опять огляделась — остальные справлялись без проблем, только Светлана кормила, а на пеленки малышки капали слезы…

— Живот болит? — спросила Ириша шепотом.

Светлана отрицательно покачала головой и покрепче прижала к груди малышку.

Ириша вздохнула, погладила ее по плечу и стала будить свое счастьице. Потрогала ее за носик, за щечки, даже пощекотала ей в носу кончиком бинта со своей «этикеточки» — дочка пожевала губками, чихнула, но не проснулась.

— А ты попробуй сонной ей грудь ткнуть в рот, — посоветовала Ольга, у которой богатырь уже высосал, сколько хотел, и заснул, причмокивая зеленым ротиком, — ты дай, а может, она и во сне поест!

Но малявочка явно была не голодна и даже рта не открыла. Спит с блаженным видом.

«Вот и встретились, — обиделась Ириша. — Даже посмотреть на маму не хочет. Спит…»

А вслух сказала:

— А что же мне делать-то?

— А мне что делать? — чуть не плача, спросила Армида, обращаясь к Вере как к утвержденному консультанту — третьи роды — не шутка.

— Что делать, что делать?! Бери, Ирка, Армидину корми, и дите поест, не будет кукситься, и ты сиськи разгрузишь! А твоя уж пусть спит, раз такая соня. Соней и назовешь! — И засмеялась.

Ириша вопросительно взглянула на Армиду, та согласно кивнула и осторожно протянула ей через кровать свой сверток. Ириша положила свою спящую малышку удобно на подушку и взяла протянутый кокон. Даже похожа на родную, только посмуглее, бровки черненькие, глазки, как у галчонка, темные, смотрят вопросительно. Похныкивает. А говорят, малыши в первые дни все видят вверх ногами и ничего не смыслят. Еще как смыслят! Как только Ириша поднесла грудь к ротику малышки, та — цап! — и вцепилась, засосала, жадно, голодно, как будто боялась, что отнимут. Все наблюдали за этой картиной. Армида успокоилась, по ее щекам стекли две слезинки, а глаза улыбались слегка виновато. Ириша закусила губу, так резко заныло и сжалось что-то в животе, из груди, казалось, струей лилось молоко. Насосавшись, малышка выплюнула сосок, зачмокала зелеными губками и по-кошачьи довольно прикрыла глаза…

— Спасибо тебе! — сказала Армида, когда Ириша протянула ей через кровать драгоценный сверток. — И что бы я без тебя делала?

— Да не за что, мне даже легче стало в груди. Жаль, что моя так и спит…

— Ага, — сказала Вера, — теперь проснется в детской палате, все спать будут, а она орать с голоду. Ей опять глюкозу ткнут…

— Мамочки! Сдаем малышей!!! — прокричала медсестра.

Подкатили большую тележку к двери палаты. Ириша вздохнула, встала, осторожно подняла свою малявочку, поцеловала в носик и отнесла ее на каталку. Ротик ее был по-прежнему розовый, в отличие от остальных «зеленоротых».

— Девочки! Чей-то мужик в окно снежки кидает! Ириша, твой вроде, иди глянь! — крикнула Анжела, уже усевшаяся на подоконнике.

Подошла. И правда — муж махал ей руками, посылал воздушные поцелуи и показывал сумку с передачей. Ириша тоже помахала ему. Он жестами спросил о ребенке. Она закивала и показала рукой куда-то назад. Снова вопросительный жест. Ириша оглянулась. Каталка все еще стояла у двери палаты, но медсестра, поняв ее взгляд, сказала строго:

— Не дам! Им, дорогуша, все равно не видно оттуда, вон возьми — соседка еще не сдала, его и покажи. Третий этаж, один черт.

Ольга засмеялась и протянула ей своего богатыря. Ириша тоже засмеялась, взяла большой сверток и показала в окно мужу. Тот поставил сумку на снег, поднял обе руки вверх к окну и показал: «Во! Молодец!» Потом потыкал пальцем себе в грудь: «На меня похожа!» Ириша засмеялась и закивала. Мамочки, стоявшие за спиной, тоже захохотали. Ириша отдала Ольге пацана и продолжила странный немой разговор через окно.

На улице было совсем темно. Уже половина десятого. Поблескивал снег, под окнами топтались какие-то люди, ждали новостей из родзала или записок от мамочек. Как все странно изменилось за последние два дня в ее жизни! Взять бы сейчас эту соню — и домой. А там уже идут приготовления к их возвращению, покупают «приданое» для малышки, соседка отдала им свою кроватку, нужно будет еще купить колясочку и столько всего… Ириша уже размечталась про чепчики-бантики-оборочки-куклы… Эх, еще бы умудриться досдать сессию. Еще два экзамена и два зачета. Ладно, там уж как-нибудь уладится. Сейчас не это главное. Муж послал еще пару воздушных поцелуев и пошел уговаривать нянечку в приемном покое взять передачу в неположенное время. За рубль.

Внизу остался один мужчина. Он стоял и смотрел примерно в это же окно, хотя точно понять было трудно. Как-то странно стоял — никого не звал, не махал руками, не прыгал, ничего не кричал. Стоял и смотрел вверх. Ириша оглянулась. В двух метрах от нее, возле второго окна, так же неподвижно стояла Светлана в белой косынке и смотрела на улицу.

Тележку с детьми увезли. Никаких инструкций больше не поступало. Бывалые мамочки снова взялись выдавливать из себя до последней капли остатки молока в баночки, Ириша последовала их примеру, правда, было больно и не очень получалось. Хотелось спать. День казался длинным-предлинным, просто огромно-бесконечным, и никак не заканчивался. Пришла нянечка со шваброй, стала мыть пол водой с хлоркой. Запахло бассейном. Вспомнился зачет по плаванию… Заглянула медсестра, сообщила, что следующее кормление в полночь, потом в шесть утра, а дальше — через каждые три часа и так до следующей полуночи. Строго по графику.

— Ничего себе, — сказала в шутку Ириша, — через каждые три часа! Тридцать минут на кормление, потом — сцеживание, поесть, то-се… Плотный график… Жить некогда!

— Все! Про «жить» теперь забудь! — ответила ей Вера, а Ольга закивала. — Лет через десять-пятнадцать жить начнешь, когда дети на ноги встанут и без тебя смогут обходиться!

— И то до тех пор, пока внуков не подкинут! — добавила нянечка, гремя шваброй под кроватями. Домыла, погасила свет и вышла.

Палата затихла. В высокие голые окна светила луна, в дверь с матовым стеклом проникал слабый свет из коридора. Глаза сами закрывались. Где-то рядом Ириша услышала подозрительное пошмыгивание носом. Протянула руку через проход и погладила Светлану по голове. Та уткнулась в подушку и зарыдала.

— Жалеешь? — спросила Ириша.