Дважды два - четыре - Джейн Фэллон Страница 7

Представление под названием «прелестная крошка» сегодня особенно сводит меня с ума. Лорна ест зерна граната. Красным соком забрызганы все бумаги на ее столе, рот измазан, как у двухлетнего ребенка, пожирающего клубничное варенье. Я задерживаю дыхание, ожидая, когда за очередным хлюпаньем последует очередной хруст. Отчасти диетические закидоны Лорны так меня утомляют и раздражают из-за ее поразительной миниатюрности. На костяке в восемь с половиной стоунов ^[5] ни одной унции жира. Поэтому могу вас простить, если вы тут почуяли зависть, ибо я склонна как раз к полноте. Не толстая, но полноватая. Плотная. Фигура своеобразная. Большие сиськи, костлявые ноги, крупное туловище без талии, с жирным животом и полным отсутствием достойной упоминания задницы. Вроде почтового ящика с головой и двумя болтающимися веревками, как однажды мне кто-то сказал. Подобно всем женщинам, благословленным таким телом, я обречена одеваться в презираемом мною стиле: низкий вырез, чтобы привлечь взгляды к ложбинке между грудями, короткие юбки, чтобы заявить: «Смотрите, разве я толстая с такими тощими ногами?» В двадцать лет такой вариант еще как-то срабатывает, но я знаю, что в сорок один потенциально превращаюсь в Бет Линч. Если надену что-нибудь мешковатое, смахиваю на палатку. Поэтому остановилась на блузах с богатым рисунком — классическим или ретро, — тщетно надеясь, что они придают мне интересный вид. С другой стороны, Лорну можно сравнить с гладильной доской: на мой взгляд, тоже плохо. Наверняка можно играть на ребрах, как на ксилофоне (только не спрашивайте, зачем это кому-нибудь нужно). Она вся какая-то жесткая, угловатая, неженственная. Могу сознаться в случайных приступах зависти при виде редких женщин с округлой и одновременно стройной фигурой, но завидовать Лорне? Нет уж, спасибо. В любом случае предпочту жир скелету. Дело в том, что ни в каких диетах она не нуждается. И ей, безусловно, нечего толковать о том, будто она толстеет: «посмотрите на мой живот», «кажется, отрастает второй подбородок» и прочее.

Кроме телефонной войны, у нее в арсенале имеются и другие орудия. Для начала она мастерски отлынивает от работы. Когда я впервые начала работать по неполному графику и являлась по вторникам, Лорна взяла за правило поручать мне дела, которые не успела сделать в понедельник. Я усердно выполняла задания Джошуа и Мелани, а потом по возможности помогала и ей. В некоторых случаях дел было слишком много, и я в конце дня с извинениями возвращала кое-что обратно. А вскоре начала обнаруживать, что во второй присутственный день, в четверг, несделанное так и осталось несделанным, снова сваленное на мой письменный стол. До поры до времени я с этим мирилась — ну ладно, ничего страшного, — пока однажды Мелани не спросила у Лорны, почему не сделано то-то и то-то, и она пропищала: «Ох, я Ребекку просила. Разве не готово? Я же предупреждала, вопрос очень важный!» Так и не призналась, как было на самом деле, даже между нами. А я была чересчур неуверенным новичком, чтобы вступить с ней в борьбу, и поэтому надрывалась, выполняя свои и ее обязанности. Наконец, в один прекрасный день месяца через три, когда я честно не успела выполнить все ее поручения, заданные в предыдущий вторник (Джошуа или Мелани в любую минуту могли поинтересоваться), пришлось сказать со сладкой улыбкой: «Ох, Лорна, помнишь, я передала тебе то, что в прошлый раз не смогла сделать? Если сама заняться не собиралась, просто предупредила бы…» После чего она стала вести себя чуть приличней.

Теперь, работая полную неделю, я знаю все ее уловки, хотя это не означает, что она не пытается фокусничать. Возвращаясь после ленча, каждый раз нахожу на своем столе записку с сообщением: кто-то звонил и о чем-нибудь меня просил. Например: «Мелисса просит, чтоб ты раздобыла ей текст для прослушивания в пятницу». Почти каждый актер рад, если ему просто вручают роль по прибытии на студию, но Мелисса неграмотная, поэтому мы всегда просим помощников режиссера подготовить ей текст на день раньше. Обычное дело. Я охотно звоню, договариваюсь. Суть в том, что мне Мелисса не звонила и ни о чем меня не просила. Звонила и просила, чтобы кто-нибудь похлопотал, а поскольку разговаривала с ней Лорна, то, казалось бы, сама и должна постараться. Нет, ничего подобного.

Однажды она оставила такую записку: «Звонил Саймон Харт, просил тебя перенести примерку костюмов в „Шафтсбери“ на три часа вместо двух», причем я абсолютно точно знала, что это вранье: Саймон Харт — новый клиент и не подозревает о моем существовании. Написание записки заняло у Лорны больше времени, чем потребовалось бы на звонок насчет переноса времени. Впрочем, конечно, дело не в этом. Дело в том, чтобы чувствовать себя главной. Начальницей.

Ей сорок два года, она одинокая. Время от времени пару дней болтает даже больше обычного, уделяет чрезвычайное внимание собственной внешности — значит, как я понимаю, встречается с кем-то. Еще через пару дней глаза неизбежно заплаканны, и становится ясно — все рухнуло. Тогда Лорна подолгу сидит за компьютером, предположительно просматривая сайты знакомств. Я никогда не расспрашиваю о ее любовной жизни, и, как ни странно, это единственная сфера, в которую она не осмеливается меня посвящать, хотя я чувствую: ей страшно хочется устроиться и завести детей. Подозреваю, что она отпугивает каждого очередного мужчину, с самого начала принимаясь расспрашивать о намерениях, потом интересуясь количеством и качеством спермы, а на закуску выясняя, нет ли в семье наследственных заболеваний. В приступах великодушия я жалею ее, что бывает нечасто. Фактически она неплохая. При этом я сама понимаю, как мне посчастливилось встретиться с Дэном по милости Божьей, и прочее. Хотя в других случаях хочется дать ей по морде и указать, что сама виновата в своем одиночестве, поскольку не способна утянуть язык в задницу. (Кстати, я стараюсь воздерживаться от крепких выражений с тех пор, как услышала, как мой младшенький, Уильям, благодарит свою бабушку за «офигенный» подарок ко дню рождения. Пыталась свалить вину на компьютерные игры, но он их презирает.) Лорна за пять минут сведет с ума любого мужчину, только я, к счастью, ни разу об этом ей не сказала. Злобные мысли у меня возникают, но я ее никогда бы сознательно не оскорбила, да и никого другого, если на то пошло. Поэтому стараюсь держать язык за зубами. Язвительные и убийственно остроумные замечания остаются при мне.

Нетерпимость к себе — одно из самых неприятных моих качеств. Мне трудно выдержать с кем-то соперничество, поэтому я ненавижу себя. Физическими недостатками (вес, устрашающие груди, ноги — особенно пальцы на ногах, короткие, толстые, — шишка на носу), как и поведенческими (боязнь перемен, неспособность бороться с весом, несмотря на испытываемые страдания, привычка судить о людях до знакомства, нежелание даже прикинуться, будто я могу вынести общество дураков) проблема не исчерпывается. Я нахожу еще тысячи поводов себя проклясть. В хороший день, когда можно быть полностью откровенной с собой, признаю (про себя, разумеется), что в целом я не так уж плоха. Хорошая жена, заботливая мать, как правило, преданная подруга, готовая прийти на помощь (не считая Изабелл в последнее время). Иногда даю деньги бездомным, никогда не отказываю грабителям, собирающим на улицах благотворительную дань с подписными листами. Просто не люблю незнакомых людей. А еще идиотов. А еще свои ноги. А еще Лорну, раз уж о том зашла речь.