Небеса любви - Кэтрин Кингсли Страница 68

– Лили, передайте мне мазь с эхинацеей, пожалуйста. – Паскаль протянул к ней левую руку; правой же проводил над обожженным плечиком малышки Дженни Моро.

Когда девочку привели, она визжала от боли; в некоторых местах кожа у нее покраснела, а кое-где даже вздулись пузыри. Паскаль первым делом обмыл руку холодной водой с добавлением экстракта ромашки, и пузыри стали сдуваться, а боль поутихла.

Лили подала Паскалю мазь, и он, наложив мазь на воспаленные участки, сделал перевязку.

– Дженни поправится через два-три дня, – сказал он, обращаясь к мадам Моро. – Повязку нельзя пачкать, а тем более – мочить. И не позволяйте девочке ее снимать. Если что-то пойдет не так, приходите, не стесняйтесь.

Паскаль, как обычно, отказался брать плату. Когда же за мамой и дочкой закрылась дверь, он потянулся и пробормотал:

– А что у нас сегодня на ужин? Я ужасно проголодался.

– Полуощипанный цыпленок, – с ехидной усмешкой сообщила Лили. – Мое фирменное блюдо.

Паскаль застонал.

– Что, снова с перьями?

– В прошлый раз перьев было больше. Хотите верьте, хотите нет, но мое мастерство растет. – Лили убрала со стола и, положив в теплую воду испачканные бинты, вышла в огород за салатом.

Осмотревшись, Лили срезала головку салата с самыми нежными листочками. Выпрямившись, взглянула на венчавший вершину холма замок с его игрушечными башенками. Сердце ее болезненно сжалось. В золотистых лучах закатного солнца замок сверкал и переливался словно сказочный. Лили старалась пореже смотреть в сторону замка. Прошел почти месяц с тех пор, как она получила от Жан-Жака письмо, в котором он обещал вернуться в течение недели.

Лили очень скучала по брату; она хотела, чтобы он поскорее увидел свои виноградники, уже усыпанные наливавшимися гроздьями. И ей ужасно хотелось увидеть его улыбку, хотелось порадоваться вместе с ним – порадоваться вместе с самым близким ей человеком, с тем, кто напомнит ей об Элизабет Боуз, которой она была когда-то.

Лили со вздохом закрыла глаза. Если бы у нее имелся выбор, она безусловно выбрала бы другую жизнь – ту, в которой были бы красивые наряды, праздники, столы, ломившиеся от яств, расторопные слуги, а также покладистый муж, который бы позволил ей жить так, как она захочет.

Или все же выбор ее был бы иным? И действительно, как насчет мадам Моро и ее милой малышки? И как быть с Аланом? И с десятками других, приходивших в их домик со своими разнообразными болячками? И как насчет Жан-Пьера Хьюберта, который сломал себе руку так, что кости торчали наружу?

И что было бы с крошкой Мари-Клер, которую принесла к ним обезумевшая от горя мать? Шестимесячная малютка уже посинела и перестала дышать, но Паскаль проткнул ей грудину и вставил трубку, после чего она вновь задышала; а потом, с помощью пинцета, он достал из ее горла сливовую косточку. И она, Лили, помогала ему, удерживая Мари-Клер во время всех манипуляций.

Ей очень нравилось работать с Паскалем. И нравилось учиться ночами напролет. Ей также нравилось готовить лекарства, а еще…

А как насчет самого Паскаля?

Ох, поскорее бы вернулся Жан-Жак! Он поможет ей во всем разобраться! Он вернет в ее мир порядок, вернет уверенность в завтрашнем дне.

Паскаль отложил свернутый в рулон чистый бинт и, принявшись за второй, взглянул на Лили. Взглянул – и забыл обо всем на свете. Она сидела перед пылавшим камином и читала английский перевод старинного травника, написанного легендарным китайским императором Шэнь-нуном в глубокой древности. Солнце уже уходило за горизонт, и его косые лучи то и дело вспыхивали в волосах Лили темно-рыжим пламенем. Она сидела, поджав под себя ноги и высунув кончик языка, качавшийся точно маятник от одного уголка губ к другому. Паскаль же, глядя на нее, чувствовал, что все сильнее возбуждается. Конечно, ничего нового в этом не было, подобные ощущения на грани боли он испытывал в присутствии Лили почти постоянно, но, став привычными, они не стали менее мучительными. С каждым днем он хотел ее все сильнее…

Тут Лили перевернула страницу, и Паскаль, глядя на ее пальцы, подумал о том, что лучше бы эти пальчики ласкали его, а не переворачивали страницы. На лбу у него выступил пот, и он с трудом заставил себя отвернуться и перестать фантазировать.

Паскаль старался сосредоточиться на своем занятии, но, увы, из этого ничего не получалось, и он тихо выругался, выронив уже свернутый бинт; собственное тело превратило его жизнь в одну сплошную пытку. Он ловил себя на том, что постоянно наблюдает за женой, любуясь природной грацией ее движений. И ему очень нравилось смотреть, как она улыбалась. Зарождалась же эта улыбка в ее глазах, а затем, медленно разгораясь, освещала теплым светом все личико. Иногда же в ее глазах, точно рябь на воде, появлялся смешливый блеск, и этот блеск придавал ей еще больше очарования.

И, конечно же, Лили не переставала удивлять его своей жаждой знаний. Весь этот месяц она постоянно училась и ассистировала ему, когда он принимал больных. Она делала все, что требовалось, делала без устали и без жалоб. А все свои вопросы она задавала лишь после того, как пациенты уходили. Ответы же выслушивала очень внимательно и запоминала почти все им сказанное.

И самое приятное: Лили ни разу не дала понять, что видит в нем нечто необычное. Похоже, она и не видела ничего необычного в том, что все его пациенты быстро и без осложнений выздоравливали. Такова была ее непоколебимая вера в научную медицину!

Паскаль не собирался разубеждать ее; он вообще не хотел вселять в нее какие-либо сомнения. И он был безмерно рад тому, что Лили возвращалась к жизни – так возвращалась к жизни земля, за которой он, Паскаль, любовно ухаживал. Эта земля, ужасно изголодавшаяся и жадно поглощавшая подкормку, благодарно откликнулась на его заботу. Вначале на лозе появились здоровые ростки, потом цветы, а теперь уже – и здоровые крепкие гроздья. Так и Лили расцветала на свежем воздухе, обласканная южным солнцем. И не только с телом ее происходили чудесные перемены, но и с душой, наполнявшейся теплом и добротой. Но если бы он сказал об этом самой Лили, она ни за что бы с ним не согласилась.

Паскаль в очередной раз отважился на нее взглянуть. Она была предельно сосредоточена, и грудь ее вздымалась и опадала в такт дыханию. Паскаль невольно улыбнулся, снова подумав о том, как изменилась его жена. Их хижину она превратила в уютный домик, расставив по комнатам вазы с цветами. И она постоянно поддерживала чистоту. Лили даже соорудила шторы из той симпатичной ткани, что принесла мадам Ласкард после того, как Алан встал на ноги.

Лили явно освоилась в роли хозяйки, и временами ему казалось, что она была вполне довольна своей новой жизнью. Однако она по-прежнему не подпускала его к себе. Или думала, что не подпускает. Лили даже представить не могла, в какой тесной близости постоянно с ним пребывает. Но вторгаться в ее душу Паскаль уже не решался – нужно было, чтобы она сама его туда впустила.