Что скрывал покойник - Луиз Пенни Страница 68

— Я надеру тебе задницу в суде. Я добьюсь твоего увольнения, маленькая уродливая шлюха. — Углядев Бювуара, Иоланда обратила свою ярость на него: — Как вы смеете не пускать меня в мой собственный дом?

— Вы показывали миссис Фонтейн ордер, агент?

— Показывала, сэр.

— Тогда вы должны знать, — Бювуар повернулся к Иоланде, — что теперь это уголовное расследование. Я полагаю, вы хотите найти того, кто убил вашу тетушку?

Это был удар ниже пояса, но он почти всегда достигал цели. Кто мог ответить «нет» на такой вопрос?

— Нет, не хочу. Мне все равно. Разве это поможет вернуть ее? Скажите, что это вернет ее, и я позволю вам войти в мой дом.

— Во-первых, мы уже и так вошли в него, во-вторых, торг бессмыслен. А теперь мне нужно поговорить с вами и вашим мужем. Он дома?

— Откуда мне знать?

— В таком случае давайте пойдем и посмотрим.

Когда они подъехали в машине Гамаша к дому Иоланды, то увидели, как она вышагивает за Лакост, причем агент выглядела так, будто больше всего на свете ей хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать визга и брани своей спутницы.

— Бедная женщина! — Гамаш улыбнулся. — Настанет день, когда она будет с удовольствием рассказывать эту историю новичкам. Послушайте, нам обоим не терпится попасть в дом мисс Нил, но сначала мне хотелось бы кое-что сделать, чтобы расчистить дорогу. Ступайте и допросите Иоланду, а заодно попытайтесь разговорить и Андрэ. А я намереваюсь побеседовать с Мирной Ландерс.

— Для чего вам это?

И Гамаш рассказал ему, для чего.

— Мне нужно знать, что сказала вам Тиммер Хедли в тот день, когда вы дежурили у ее постели.

Мирна заперла дверь, ведущую в книжный магазин, и налила обоим по чашке чаю. После этого она опустилась в удобное кресло напротив того, в котором сидел Гамаш.

— Думаю, вы будете разочарованы. На мой взгляд, это уже не касается никого, жив он или мертв, все равно.

— Позвольте мне самому судить об этом.

— Хорошо. Вам виднее. — Она отпила глоток, посмотрела в темноту за окном и мысленно перенеслась в тот день, всего несколько месяцев назад, когда все это и случилось. А кажется, что с того времени прошли годы. Тиммер Хедли, живой скелет, обтянутый остатками плоти. Яркие, живые глаза на лице, которое кажется огромным по сравнению с высохшим телом. Они были вдвоем — Мирна, сидящая на краешке постели, и Тиммер, завернувшаяся в одеяло, обложенная бутылками с горячей водой. Между ними лежал старый коричневый альбом. Из него выпали фотографии, потому что клей, на котором они держались, давно высох. На одной была запечатлена молоденькая Джейн Нил со своими родителями и сестрой.

Тиммер рассказывала Мирне о родителях Джейн, заложниках собственных страхов и опасений. Эти страхи достались по наследству и сестре Джейн Айрин, которая тоже превратилась в карьеристку, искавшую убежище и спасение в одобрении других. Но Джейн была совсем не такой. И вот тогда Мирна и услышала историю, которой так интересовался Гамаш.

— Этот снимок был сделан в последний день окружной ярмарки. На следующий день после танцев. Видишь, какой счастливой выглядит Джейн, — сказала тогда Тиммер, и это было правдой. Даже на зернистой фотографии Джейн светилась от счастья, и это особенно бросалось в глаза, образуя разительный контраст с мрачными и угрюмыми лицами ее родителей и сестры.

— В тот вечер она обручилась со своим молодым человеком, — с тоской произнесла Тиммер. — Как его, бишь, звали? Андреас. Ты не поверишь, он был простым лесорубом. Как будто это имело какое-то значение! Она еще ничего не говорила родителям, но у нее уже был план. Она собиралась сбежать с ним. Они были чудесной парой. На первый взгляд они производили странное и необычное впечатление, но стоило узнать их получше, как сразу становилось ясно, что они идеально подходят друг другу. Они любили и были любимы. Если не считать того, — при этих словах Тиммер нахмурилась, — что Руфь Кемп отправилась к родителям Джейн и рассказала им, что собирается сделать их дочь. Руфь старалась, чтобы об этом никто не узнал, но я случайно подслушала их разговор. Я была молода и до сих пор сожалею о том, что не предупредила Джейн тотчас же. Но я не сделала этого.

— Что было дальше? — спросила Мирна.

— Они заперли Джейн в доме и заставили разорвать помолвку, вообще прекратить все отношения с возлюбленным. А потом ее родители побеседовали с Кей Томпсон, у которой работал Андреас, и пригрозили отобрать у нее лесопилку, если этот лесоруб еще хотя бы раз взглянет в сторону Джейн. В те времена это запросто можно было устроить. Кей была славной женщиной, доброй и честной, она все объяснила парню, но этот случай разбил его сердце. Очевидно, он пытался увидеться с Джейн, но это ему не удалось.

— А Джейн?

— Ей запретили встречаться с ним. Решение было окончательным и обсуждению не подлежало. Ей только-только исполнилось семнадцать, и она не смогла настоять на своем. И сдалась. Это было ужасно.

— Джейн узнала о том, что это Руфь выдала ее?

— Я никогда ей об этом не говорила. Может быть, зря. Мне казалось, что ей и так пришлось много страдать, но, скорее всего, я просто боялась.

— Вы когда-нибудь говорили об этом с Руфью?

— Нет.

Мирна взглянула на фотографию в руке Тиммер. Кожа у нее на руках стала такой тонкой, что просвечивала насквозь, и под нею были видны жилы и вены. На снимке же было запечатлено мгновение радости, которая померкла слишком быстро.

— Почему Руфь поступила так?

— Не знаю. Мысль об этом не дает мне покоя вот уже шестьдесят лет. Может, и она тоже задается тем же вопросом. Есть в ней что-то такое, какая-то горечь, которой ненавистно счастье других людей и которая стремится разрушить его. Вероятно, она и стала выдающейся поэтессой именно потому, что знает, что такое страдание. Она буквально притягивает к себе страдания. Коллекционирует их, а иногда и создает сама. Наверное, это и было причиной того, что она полюбила сидеть со мной. Она чувствует себя более уверенно в обществе умирающей женщины, а не здоровой и счастливой. Но, быть может, я несправедлива к ней.

Слушая рассказ Мирны, Гамаш думал о том, что с радостью бы познакомился с Тиммер Хедли. Но было уже слишком поздно. Однако он намеревался свести знакомство с Джейн Нил или, по крайней мере, узнать ее настолько близко, насколько это вообще теперь возможно.

Бювуар переступил порог безупречного и идеального дома. Настолько безупречного и идеального, что он казался безжизненным. Настолько безупречного и идеального, что какая-то крошечная часть его замерла в восхищении. Он постарался загнать эту часть поглубже и сделал вид, что ее не существует.

Дом Иоланды Фонтейн сверкал чистотой. Все поверхности были отполированы и блестели. Ему предложили разуться, а мотом провели в гостиную, единственный недостаток которой, нарушавший гармонию, восседал в мягком кресле и читал раздел спортивных новостей в газете. Андрэ не пошевелился даже ради того, чтобы поздороваться с собственной супругой. Иоланда сама направилась к нему. Точнее, не к нему, а к груде газетных страниц, беспорядочно брошенных на роскошный небольшой ковер. Она подняла газету, аккуратно сложила ее и водрузила на кофейный столик, строго симметрично. После этого повернулась к Бювуару.