Провинциальный роман - Наталия Шумак Страница 66

Арина постаралась и дотянулась до спинки кровати по соседству, прикоснулась к вороту рубашки. Погладила острую кромку, взялась за пуговичку и отпустила. Чьи-то пальцы будут расстегивать, сминать ткань цвета топленого молока и ласкать кожу под ней. Словно обожглась — отдернула руку. Пусть уезжает, пусть уезжает скорее. Чтобы одна безмозглая идиотка перестала надеяться. Порылась в тумбочке, включила (негромко, чтобы заспавшейся соседке не мешать) драгоценную Земфиру. Вытянула телефон, но передумала звонить, швырнула обратно. Перевернулась на левый бок — лицом к стене.

Перед глазами всплывало его лицо. Деформированный, сломанный, наглый нос. Выступающий вперед подбородок решительного человека. Пушистые паруса рыжих ресниц, гордо реющие над золотистыми ладьями. Куда держат путь эти странники? К каким берегам? Припухшие нижние веки, придающие взгляду оттенок лукавого упрямства. Манера смотреть в упор, точно пронизывая насквозь. Неожиданно красивая линия рта. Несколько полные чувственные губы любителя удовольствий. Впрочем, когда он сердится — сжимает рот в прямую линию, и щурится, словно в прицел смотрит. Лицо мгновенно меняется, становясь отстраненным и пугающим. Арина и не подозревала, что в распоряжении Федора целый арсенал гримас и улыбок — от просто неприятных, до совершенно паскудных, даже чудовищных. Он умел смотреть десятью тысячью способов. И попасть под некоторые из его взглядов было действительно небезопасно во всех смыслах.

Вежливый, но короткий стук возвестил о гостях. К Анне Ивановне пришла сестра. Конечно, хорошо сидеть в палате и жаловаться на плохие: сон, аппетит и самочувствие! Но! Замечательное — «но». Анне Ивановне не терпелось поделиться историей про богатого ухажера соседки. И она, опираясь на плечо сестры, повлекла ее в коридор. Вволю посплетничать, что может быть полезнее? Арина осталась одна… на полминуты.

— Рина!

Сердце затрепетало отчаянно и радостно.

— Ты!

Он приблизился невесомым шагом хорошо тренированного бойца. И, вопреки всем своим планам, жадно прильнул к бледным губам. Обеими руками придерживая за плечи. Почти набросился. Неистовый, страстный поцелуй, причиняющий сладкую боль, затянулся, искушая и подталкивая дальше, дальше, дальше. У Арины перед глазами вспыхивали и взрывались звезды. Голова кружилась, кровь билась в висках. Тепло и тяжесть внизу живота. Что-то сжалось в сладкой судороге счастливого ожидания. Она обняла Федора за шею и потянула к себе. Внезапно он высвободился, перехватил ее руки, притянул, уложил к себе на колено, не отпуская. Поднял голову, покачал. И искренне, без намека на шутовство или насмешку беззвучно поблагодарил.

— Спасибо, Господи.

Впервые в жизни, пусть и не в слух, обращаясь к Создателю. В которого, как закоренелый атеист, решительно не верил.

— Малышка, прости старого дурака. Совсем спятил.

Она, еще не вполне придя в себя, смотрела на него полу обиженно, полу ошеломленно. Затуманенный взгляд и растерянная улыбка.

— Что это было?

— То есть?

— Я не думала, что бывает так хорошо.

— Рина? Ты хочешь сказать…

Она смутилась и спряталась в раковину. Улыбка растаяла, губы сжались, зеленые глаза смотрели сердито.

— Рина. Сколько тебе лет? Двадцать семь?

— Восемь.

— И?

— Не скажу!

Федор, вдруг, вспомнил некоторые старые выводы и полюбопытствовал.

— Тебе никогда не было хорошо? Никогда? Совсем?

И что ему ответить? Описать ТОТ поздний вечер? Она отвернулась.

— Хочешь, расскажу тебе про свой первый раз?

Наклонился к маленькому ушку. И прошептал заговорщицки.

— Пока Анна Ивановна не слышит?

— Да.

Ответила глупая плохо воспитанная девочка.

— Вот любопытное создание.

— …

— Тогда слушай. Я отбил девушку у бати. Правда. Он встречался с молоденькой учительницей, очень похожей на тебя. Тоненькая, зеленоглазая. Руки у нее были неплохие, но не такие изящные как твои. Такие я только во сне видел.

Прервался на секунду, поцеловал одну ладонь, другую.

— Милая девушка. Лет двадцати пяти. Бате пятьдесят. Мне семнадцать. До этого только целоваться доводилось.

— А как ее звали?

— Лена. Батя был директором школы… Сама понимаешь. И, как водится в таких случаях про романчик, знал весь коллектив. Но батю уважали очень, зудели втихомолку. А мне обидно за мать! Приперся переговорить, представляешь? Злой как взвод чертей. Позвонил, она открывает. В коротком халатике: коленки наружу, и в не застегнутом, в не застегнутом! Рукой у шеи придерживает и на талии. Запахнулась, короче. Тут я и приплыл. Цап ее в охапку. Дверь пяткой захлопнул. Халат на пол, следом Лену и сам. Даже не спросил, дурак, есть ли кто дома. Повезло, идиоту.

— Она не вырывалась?

— Лена? Нет. Совсем наоборот. И стал я к ней похаживать. Через день. Пока на батю в подъезде не нарвался. Видишь — нос сломан. Плата за любовь. Но этим батя не ограничился. Загнал меня в военное училище. Так история и увяла потихоньку. Лена, правда, ко мне пару раз приезжала. Потом замуж вышла. За физрука из батиной школы. И они вдвоем уехали. Такая история. Почти полный хэппи-энд.

— Почти?

— Батю жаль. Он меня так и не простил никогда.

— Он жив?

— Нет. И мама тоже. Сестер и братьев не имел. Один.

Руки Арины по-прежнему были в плену. Она пошевелила пальцами.

— Отпусти.

— Попроси ласково.

— Федор, пожалуйста.

— Не могу устоять! Абсолютно беззащитен перед звуками твоего волшебного голоса… Лорелея.

Позволил ее пальцам освободиться. Выпрямился, с наслаждением потянулся. И спросил весело и хитро.

— Я тебе нравлюсь? Хоть немножко?

Захваченная врасплох девушка промолчала, разгладила складку на футболке и посмотрела в потолок.

— …

— Очень позитивный ответ. Ты меня обрадовала.

— Ни капельки!

— Вот лгунья!

— Ни грамма.

— Спасибо огромное.

— А почему ты спрашиваешь?

— Могу признаться только девушке, которой не безразличен.

Удивительное чувство светлого покоя снизошло на него и не покидало. Был ли он так счастлив когда-нибудь? Смешно. Уловив его настроение, замаскированное непритязательными шуточками, Арина умолкла. Потянулась, взяла громадную ладонь, прижалась к ней щекой. И застыла. Федор боялся пошевелиться, спугнуть невозможно прекрасную, дивную минуту. Арина потерлась лицом о его руку и громко мурлыкнула. Им было необыкновенно хорошо. Идиллию нарушила санитарка.