Дестини - Салли Боумен Страница 64

– Когда-нибудь видала мужчину в таком виде?

– Нет.

Он осклабился.

– Дай-ка, голубка, я устрою тебя поудобней.

Он взялся за застежку «молнии» у нее на платье – застежка запуталась в волосах – и дернул чуть дрогнувшей рукой. Потом снял с нее через голову платье и бросил на пол. Встал на постели на колени, подался назад и начал пожирать ее взглядом.

– Господи. Господи всемогущий.

Он не стал снимать с нее лифчик – просто выпростал груди из кружевных чаш, обнажив соски. Завалил ее на спину и принялся их сосать. Изогнувшись на коленях, он погрузил лицо в ее плоть. Элен лежала как мертвая, глядела на него и ощущала его как бы с огромного расстояния, словно находилась от него за миллион миль, на обратной стороне Луны. Какой-то до тех пор неведомой ей частью сознания она прикидывала, как далеко позволить ему зайти. Поначалу он так увлекся, что не заметил ее каменного спокойствия. Он был слишком занят ее грудями – сосал, облизывал, покусывал. Его пальцы скользнули ниже, задержались на глади ее живота, помедлили и двинулись еще ниже. Наткнулись на нейлон, нащупали лобок, сорвали трусики и больно вцепились в кустик лобковых волос – так берут собаку за шкирку.

– Раздвинь ноги, голубка. Совсем немножко. Я не сделаю тебе больно, я хочу доставить моей девочке удовольствие. Дай-ка попробую, дай-ка пощекочу. Правда голубка, тебе приятно, когда я так ласкаю?

Он просунул палец между губами влагалища, пощупал, больно надавливая, покрутил.

– Ты все еще сухая, голубка. Погоди, сейчас. – Он тихо рассмеялся. – Женщина что машина, понимаешь? Ей тоже надо дать время разогреться.

Он снова покрутил пальцем. Элен поморщилась.

– Давай, давай, голубка, ты не стараешься, понимаешь? Вот. – Он резко выдернул палец и схватил ее за руку. – Пощупай меня, узнай меня поближе. Посмотри как я взыграл, как разогрелся…

Он просунул ее ладонь в разрез своих трусов, грубо прижал к гладкой натянутой коже члена, подтолкнул ни же, к морщинистой мошонке и маятнику яичек. Снаружи они были на ощупь влажные и съежившиеся, а внутри округлые и твердые как галька. От ее прикосновения ствол члена дернулся и вздыбился. Элен закрыла глаза.

– Хочешь посмотреть поближе, голубка? Полюбоваться товаром? – По его голосу она поняла, что он улыбается; почувствовала, как он приспустил трусы на ляжки.

– А теперь, голубка, открой глаза и погляди не спеша и внимательно.

Элен глянула. Воспаленная красная плоть. Головка члена похожа на глаз, подумалось ей. Маленький немигающий глаз; а вместо зрачка – белая жемчужная капля.

– Можешь его поцеловать, голубка. Очень будет приятно. – Он схватил член в кулак, словно выставляя на показ. Дрожь прошла по его телу. – Голубка… Я недолго сумею удерживать. Ты знаешь, что мне хочется… – произнес он хрипло и неразборчиво. Он оседлал ее, обхватив за талию плотными ляжками. Элен подняла голубые глаза и посмотрела ему в лицо.

– Туда не позволю, – отчеканила она и заметила, как от удивления у него на миг широко раскрылись глаза. Но только на миг. Лицо у него покраснело, губы обвисли, взгляд снова обрел сосредоточенность. Словно он ее и не видит, отстраненно подумалось ей.

– Ладно, ладно. Ложись на спину… – пропыхтел он, грубо завалил ее, нащупал груди, сдвинул так, чтобы между стенками плоти образовалась узкая лощинка, и ввел в нее член. Потом принялся елозить, вперед-назад, вперед-назад, беспорядочно и сердито, нависнув над нею искаженным дергающимся лицом.

– Вот так. Вот так. Хорошо. Как хорошо. Господи… не двигайся. Какие большие. Маленькая девочка, а такие большие…

В последний миг он задергался как безумный, вжался в ее плоть – и замер; тело его судорожно напряглось, дыхание со стоном вырвалось из горла. Все случилось так быстро; Элен закрыла глаза и тут же открыла: на нее вдруг напал ужас – почудилось, будто он умирает. Она ощутила, как жидкая струя брызнула ей на грудь и шею. Он сел на нее, ловя ртом воздух.

Через две или три минуты она легонько его толкнула, и он откатился. Она медленно села, спустила ноги с постели. Оглянулась на белый прямоугольник чехла: постелен с расчетом, на шелковом покрывале не осталось никаких следов. Сколько раз он уже занимался этим – и почему именно в спальне жены? Она ничего не испытывала, только холодное любопытство.

– Мне нужно домой. Он сел и натянул трусы.

– Конечно. Но сперва приведем-ка тебя в порядок.

Он извлек бумажные салфетки и вытер ей кожу и волосы. Без всякого смущения, как она отметила.

– Лучший лосьон для кожи на всем белом свете, – ухмыльнулся он. – Так говорят, голубка.

Элен надела платье, застегнула «молнию» и молча подождала, пока он натянул рубашку и брюки.

– Теперь можно получить деньги?

Не подарок – деньги. Она произнесла слово вполне отчетливо. Ей хотелось дать ему знать, что она все понимает и не обманывается. Но прежде всего – что она ничего с ним не чувствовала, пусть знает. Поразвлекался за деньги – и только.

Он нахмурился. Она видела, что он оскорблен, но пытается это скрыть.

– Что у тебя за манера обо всем говорить в лоб. – Он помедлил, засунув руку в карман пиджака. – Для тебя только это и было важно? Брось, голубка.

– Разве не вы говорили, что любите делать мне подарки?

На сей раз ей не удалось скрыть презрение в голосе, и до него дошло. Он помрачнел, нарочитым жестом извлек бумажник и принялся выкладывать десятидолларовые купюры на туалетный столик жены. Тридцать. Сорок Пятьдесят. Пятьдесят пять. С хитрой улыбкой он спрятал бумажник в карман.

– Мне нужно шестьдесят.

– Пять кладу на счет. Получишь в другой раз, когда будешь со мной милой.

Элен наградила его взглядом, торопливо пересекла комнату и взяла деньги. Он схватил ее за руку.

– Господи, ну ты откалываешь! Только я тебе не верю. В нью-орлеанском борделе я и то встречал больше такта… – Он сжал ей запястье. – Скажи, голубка, почему ты так себя повела? Я тебя чем-то расстроил или как? Элен, да поговори же со мной, скажи что-нибудь. Ведь тебе было хорошо, правда? Я сделал тебе приятное…

– Мне пора идти.

Она вырвала руку и отвернулась. Ее начинала бить дрожь, ей хотелось исчезнуть до того, как он это заметит.

– Элен…

В его голосе проскользнула мольба. Он протянул к ней руку, и она оглянулась.

– Элен, голубка, постой. Погоди минутку…

– Нет! – Злость и обида внезапно вырвались на волю. Она топнула ногой. – Я вас ненавижу. И себя ненавижу. Не нужно вам было так делать. Не нужно.

Она сорвалась на крик и задохнулась. Ей было ясно, что она говорит как ребенок, но знала она и то, что ребенком ей уже не бывать. Она повернулась и выбежала из комнаты.