Его единственная любовь - Карен Рэнни Страница 64

Теперь Лейтис знала, что у них все получится, потому что в них глубоко сидела эта воля к жизни. Но от этого она еще больше страдала за свою страну. Ей было больно от того, что народ вынужден ее покинуть. Было бы величайшим грехом лежать в пыли у ног англичан. И дело было не в том, что завоеватели одержали победу или что они вели себя враждебно: их победа могла навсегда изменить нацию.

Будто заслышав об их приближении, деревня Гилмур пробуждалась, обнаруживая признаки жизни. Одна за другой отворялись двери домов, сквозь них сочился мягкий, неяркий, но гостеприимный свет. Дора вскрикнула и бросилась к Лейтис, чтобы взять у нее из рук девочку. Лейтис передала свою ношу подруге и отвела глаза, заметив, что та плачет от радости.

Жители деревни стояли в дверях своих домов, приветствуя каждую семью. Йен передал мальчиков их матери, которую со слезами умиления приветствовала Ада.

Старушка подошла к Йену, приподнялась на цыпочках и похлопала его по груди. Кажется, это его смутило, и его смущение возросло, когда она сделала ему знак подойти поближе. Он склонился над ней, и она с чувством поцеловала его в губы.

Лейтис наблюдала, как изумление Йена сменилось улыбкой, и подумала, что этого зрелища она не забудет никогда.

Йена всегда любили и оберегали, и так продолжалось всю его жизнь, и даже в самые черные дни, когда он узнал о смерти матери, у Йена оставался отец и дом. Дети, которых он передал их тетке, лишились отца, и их будущее было неопределенным.

Он повернулся к Лейтис. Она улыбалась ему, в ее глазах светилась радость.

Она покорила Йена своей страстью и устыдила своей смелостью.

Она заставляла его смеяться, но кое-что в ее характере было способно его рассердить и даже привести в ярость. Эта женщина была соткана из противоречий и снова и снова пленяла его.

Йену следовало с самого начала ей открыться. Но, расскажи он ей все, она ни за что не поверила бы в его искреннее желание помочь жителям Гилмура. Она оттолкнула бы его только из-за его репутации палача и убийцы.

Когда-то он был доволен, что к нему пристало такое прозвище. Ему помогало то, что его называли инвернесским Мясником. Теперь же он был готов проклинать это намертво прикипевшее к нему прозвище и слухи о его жестокости и кровожадности.

Он был с детства привязан к Гилмуру узами памяти и крови, но в то же время он был английским полковником, привыкшим повиноваться и выполнять свой долг.

Его время истекало, время комедиантства и приключений. Скоро прибудет корабль, и ему придется сделать выбор.

– Нам пора, – сказал он.

Лейтис ничего не ответила, только положила руку ему на плечо и вместе с ним пошла к его коню. Хемиш Макрей стоял в дверях своего дома и смотрел на сцену, разворачивавшуюся у него перед глазами.

Его племянница, кажется, совсем сдурела. Она смотрела на этого англичанина так, что сразу было ясно, что она по уши в него влюбилась. При этом он не снимал маски.

Будь это Йен Макрей, почему он, как честный человек, не показывает своего лица?

Да и вообще, что происходит? Мясник сначала взял ее в заложницы, а потом позволил ей разгуливать где вздумается покидать замок когда вздумается.

Сощурившись, Хемиш изучал человека в маске.

Гроза, исчерпав свою ярость, ушла в сторону, молнии гремя от времени зигзагами прошивали облака, иногда ударяя в вершины холмов. Мир опять стал черно-серым, только время от времени его освещали последние вспышки молний. Йен и Лейтис молча поднялись по ступеням лестницы. Печаль завладела ими.

– Ты придешь ко мне завтра? – спросила Лейтис, когда они уже стояли в часовне.

– Нет, – коротко ответил он.

Она подошла к нему и положила руку на плечо.

– Когда я увижу тебя снова?

Он прикрыл ее руку своей, прежде чем отступить в тень.

– Я пришлю тебе весточку, когда придет корабль. И скользнул вниз, на лестницу.

Она смотрела, как он исчезает, и с каждой минутой чувство утраты усиливалось. Казалось, будто в груди у нее пустота. Ей не хотелось возвращаться в комнату лэрда, хотелось стоять здесь, где все еще витали воспоминания о нем, где все напоминало о его недавнем присутствии.

«Пожалуйста, не уходи», – молила она молча. Но эта молитва не была услышана. Йен уже покинул ее.