Роковое зелье - Елена Арсеньева Страница 63

«Ежели ваше преосвященство изволит вспомнить, некотороевремя тому назад я писал, что внезапная, до установления нового наследника,смерть его царского величества, русского государя, могла бы вызвать бурю исмуту в этой стране, и первыми пострадали бы именно мы, представителииностранных государств, поскольку отвращение и даже ненависть русских киноземцам превосходит всякие мыслимые и немыслимые представления. Достаточнобыло бы сказать, что мой новый посольский секретарь и переводчик дон ХорхеМонтойя вновь лишен возможности приступить к исполнению своих обязанностей:мало того, что он был ограблен и ранен по пути в Москву, так вдобавок оказалсяизбит местными разбойниками, причем столь жестоко, что вынужден пребывать впостели уже который день.

И не только он пал жертвой этой русской ненависти к людямцивилизованным. Довожу до сведения вашего преосвященства, что на этих днях в Москвеслучился немалый дипломатический скандал, в коем оказался замешан и вашпокорный слуга – правда, в качестве посредника, а никак не действующего лица.Действующими же лицами в нем оказались прежде всего шурин графа Вратислава,Альфред Миллесимо, уже неоднократно упомянутый в моих посланиях в качествебывшего жениха молодой княжны Долгорукой, которую прочат не то в фаворитки, нето прямиком в невесты его царскому величеству, – и самовластный отец этойхорошенькой особы, князь Алексей Долгорукий.

Вот вкратце изложение случившегося. В один из дней графМиллесимо, томимый, очевидно, тоскою от разлуки со своей нареченною невестою, скоторой он был разлучен волею ее алчного родителя, отправился на дачу к графуВратиславу, находившуюся невдалеке от царской дачи, где как раз гостилиДолгорукие. Поскольку он имел при себе новое, только что полученное от мастераружье, которое вез показать своему родственнику, то именно в ту минуту, когдаприближался к воротам царского дворца, вышел из своего экипажа и пожелал сделатьиз этого ружья два выстрела. Возможно, в этом состояла некая угрозавенценосному сопернику или хотя бы отцу бывшей невесты. Впрочем, сам Миллесимоэто всячески отрицал и уверял, что им руководило лишь внезапно возникшеежелание опробовать новое оружие, поскольку в это мгновение в зарослях мелькнулкрупный олень.

Бог весть, какие тут могут быть олени в стольнепосредственной близости от жилья и множества людей, однако мне придетсяоставить это уверение на совести Миллесимо. Добавлю кстати, что ни в какогооленя, реального или воображаемого, он не попал.

Как бы то ни было, ворота дворцовой дачи отворились, оттудавыскочили два гренадера и схватили молодого графа. Тот назвался, однако емубыло сказано, что стрелять здесь запрещено, так же как и появляться вооруженнымв присутствии его царского величества, а потому им велено, невзирая на чин извание, хватать всякого, кто нарушил приказ, и вести его на дворцовуюгауптвахту – в четырех верстах отсюда. Миллесимо изрядно знает чешский язык,кроме того, несколько поднаторел в туземном наречии, а оттого мог понять, о чемвелся разговор. Понимал он также оскорбления, которыми осыпали его гренадеры иприсоединившиеся к ним офицеры; скромность не позволяет мне повторить здесь этив высшей степени непристойные выражения. Несчастного юношу вели пешком погрязи; он просил позволения, по крайней мере, сесть в свой экипаж, однако недозволили и этого. Двое гренадеров тащили его под руки, иногда толкая, так чтограф несколько раз падал. Третий гренадер шел позади с кнутом в руках,ежеминутно изъявляя желание подстегнуть «строптивую лошадку». Так, всопровождении конной и пешей охраны, его провели четыре версты на двор к князюДолгорукому, который, словно в ожидании, прохаживался на крыльце. Посколькуименно он занимал теперь чин обер-гофмейстера, разбираться с делами такого родабыло предписано дворцовым регламентом именно ему.