Актриса - Екатерина Маркова Страница 62

— Ты считаешь, что успокаиваешь меня подобным мурлыканьем, а на самом деле создаешь полную картину того, что, отправляясь в логово врага, ты усыпляешь мою бдительность, — мягко усмехнулся Глеб. — Иди, малыш, я жду.

Алена поднялась по крыльцу в просторный вестибюль, разделась, еще раз предъявила пропуск, выданный в прокуратуре, и направилась в указанное отделение.

Около палаты она помедлила и, оглянувшись по сторонам, перекрестилась.

Отворив дверь, она оказалась в просторной комнате, больше похожей на гостиничный номер, где в кресле у окна клевал носом над раскрытым журналом молодой белобрысый оперативник.

При появлении Алены он вскинул голову и уставился на нее покрасневшими подпухшими глазами.

— Слушаю вас? — привстал он. — Капитан Пантелеев.

Алена доброжелательно улыбнулась капитану и, протягивая свой пропуск, сказала:

— Добрый день. А я так удивилась, обнаружив в палате вместо больной симпатичного молодого человека.

Капитан неопределенно хмыкнул:

— Это вы, стало быть, от Егорычева? Пожалуйста. Он уже звонил с утра. Проходите… Только она, по-моему, спит.

Капитан кивнул на неплотно прикрытую дверь в смежную комнату. Алена перешагнула порог, так же неплотно притворяя ее за собой.

Изумленный возглас удалось сдержать лишь волевым усилием. Он застрял комком в горле, и от удушья на глаза выступили слезы.

На высокой хирургической кровати, упираясь спиной в большую взбитую подушку, сидела… Люся.

Алена опустилась на стул возле двери и какое-то время с волнением и досадой вглядывалась в знакомые черты этой женщины. Потом облизнула пересохшие губы и, стараясь говорить четко, спросила:

— Зачем… ему понадобилось повторить ваше лицо?

Американка подробно рассмотрела Алену лучистыми ярко-синими глазами и ответила по-русски с почти незаметным акцентом.

— Думаю, это была… его прихоть. Талантливый человек имеет иногда право на… подобные вольности. Не так ли?

— Не так! — Алена внутренне напружинилась, почувствовав едва уловимую издевательскую нотку, сквозившую и во взгляде, и в словах Джой. — На вольности имеет право человек свободной профессии — положим, художник или музыкант.

— Ну хорошо… Возможно, ему были так дороги эти черты, что руки сами сотворили подобие — без участия сознания. Мне не совсем понятен ваш пафос. Попробуйте отнестись к этому проще. Уверяю вас, никакого далеко идущего плана Адам не преследовал, когда случайно или умышленно, как вы сказали, «повторил мое лицо».

Алена подавленно молчала. Она смотрела на эту худенькую яркоглазую женщину с правильными, точно талантливым скульптором вылепленными чертами лица и думала о том, сколько вседозволенности несет в себе жизнь. Это лицо, рожденное на свет сложным путем генетических процессов, скопировал для другого существа своими уникальными руками хирург Адам Ламберти.

— Вас это застигло врасплох, — негромко произнесла Джой. — Вы пришли ко мне уж наверное не для того, чтобы обсуждать мое лицо или декларировать неправедность моего жизненного пути…

— Нет… Вам известно, что состоялась эксгумация тела госпожи Баррент? В Соединенных Штатах вас ждет обвинение в преднамеренном убийстве.

Черные густые ресницы Джой затрепетали, как крылья обессиленной осенней бабочки, и сомкнулись.

— Да… Мне это известно. — Ее глаза оставались закрытыми, и Алена поняла, что разговор отнимает у больной силы. — Ко мне никого не пускают, кроме адвоката и представителей американского посольства. Как вам это удалось?

— По блату. Мой родственник занимает крупный пост в Интерполе, — не задумываясь соврала Алена.

По телу Джой пробежала судорога, она открыла глаза и, взглядом что-то проверив в лице Алены, бесшумно придвинула к себе лежащие на тумбочке блокнот и ручку.

Покосившись на дверь, она начала что-то быстро писать, шепотом попросив Алену:

— Пожалуйста, что-нибудь говорите пока…

— В одной из ваших книг вы пишете о бездонности женского сердца, о том, что женщина жаждет целиком отдать себя другому. В этой жажде, как вы утверждаете, таится опасность порабощения, ибо ни один человек не в состоянии принять подобный дар. Только Бог может принять его без ущерба для личности отдающего… Катя очень любила Адама, и вы позволили этой любви встать на тот путь, который Воробьева прошла. Вы подтолкнули ее, и ущерб личности «отдающего» оказался оценен несколькими человеческими жизнями… Адам же всегда любил только вас…

— Да. — Джой осторожно вырвала исписанный листок из блокнота и знаком попросила Алену взять его. — Да, Адам любил меня… Но больше всего на свете он любил деньги. Этому идолу он был готов принести на алтарь любую жертву…

— А вы умело, извращенно потакали его главной слабости! — насмешливо сказала Алена, с напряжением вчитываясь в неразборчивый почерк Джой. Наконец подняла голову.

Их глаза встретились, и Алена отрицательно помотала головой.

Джой бессильно откинулась на подушку и вновь закрыла глаза.

В дверях бесшумно возник оперативник.

— Все в порядке. Она устала… Немножко отдохнет, еще поговорим, и я пойду, — пообещала Алена.

Капитан так же тихо вышел. Алена разгладила скомканную впопыхах записку, достала ручку и, подумав, написала несколько фраз на обратной стороне.

— Может, позвать врача? — Алена подошла к кровати и вложила записку в руку Джой. Та вздрогнула, подняла веки.

— Нет, нет, это просто от слабости. — Джой буквально впилась взглядом в листок.

Малышка приотворила дверь и с порога спросила оперативника:

— Можно от вас позвонить Михаилу Михайловичу?

Капитан молча сдвинул телефонный аппарат к краю стола.

— Алло, дядя Миша, это я. Да, еще в больнице. Джой себя неважно чувствует, мне бы не хотелось усугублять ее состояние. Сделаешь мне на завтра пропуск? Ну, пожалуйста… мне же ни о чем не удалось поговорить. Ну конечно…

Алена с очаровательной улыбкой протянула трубку оперативнику.

— Здравия желаю, товарищ полковник. Нет, завтра опять я. Он подменился на сутки. Так точно, товарищ полковник… Да я понимаю, искусство должно правдиво отражать жизнь… Тогда с вашей племянницы два билета на премьеру. — Капитан озорно поглядел на Алену. — Так точно, товарищ полковник.

Алена вернулась в палату, взяла из рук Джой новую записку. Прочла и, спрятав в карман, долго и напряженно смотрела на ее измученное, бледное, но от этого еще более красивое лицо. Джой также не сводила немигающих глаз с Алены.

— В начале своей медицинской карьеры, — заговорила негромко Джой, — я работала с крысами…

«Вот и продолжала бы и дальше с ними работать, — чуть не вырвалось у Алены. — Хищник с хищником — тогда никого не жалко…»