НеВозможно - Даниэла Стил Страница 62

– Что ты решила насчет отпуска? – Вопрос застал ееврасплох. Она думала, что все уже обговорено, хотя им обоим хотелось быпровести это время вместе. И тут вдруг выяснилось, что Лайам ждал, что онапередумает или сумеет уговорить Татьяну. Тот факт, что она до сих пор этого несделала, Лайам воспринял как очередное Сашино предательство.

– Что ты имеешь в виду? Что я должна решить? Мне кажется,тут и говорить не о чем. Как ты себе представляешь этот отпуск вчетвером? Я итак вся издергалась – не знаю, как подступить к Татьяне… Придется столько силположить, чтобы хоть как-то наладить с ней отношения. А у нас с тобой еще многовремени будет для путешествии и отдыха.

– Ты, стало быть, не собираешься вправлять еймозги? – Лицо у Лайама было каменное.

– Не сейчас. Потом, если надо будет, я это сделаю. Нонадеюсь, до этого не дойдет. Со временем она просто свыкнется с мыслью, что мыс тобой вместе. Даже взрослые дети, бывает, с трудом переносят то, что их матьили отец с кем-то встречается. – Саша воспринимала упрямство дочери именнов таком свете.

– Если ты на нее сейчас не надавишь, она меня никогдане примет, – наседал на Сашу Лайам.

– Она только на прошлой неделе согласиласьразговаривать со мной, – напомнила ему Саша. – Лайам, я не могунасильно заставить ее тебя любить. Вспомни, при каких обстоятельствах она стобой познакомилась! Я имею в виду вашу встречу в Саутгемптоне. Не торописобытия!

– Она ведет себя как избалованная девчонка, –заявил он. Справедливо, но сказано уж больно не по-доброму. Но Татьяна ведь еедочь! Тон, каким говорил Лайам, ее задел.

– Ты тоже, – мягко заметила она.

Лайам не стал продолжать разговор и стал играть с собакой.По дороге домой он не проронил ни слова. И дома ходил надутый и злой, какмальчишка, обидевшийся на строгую мать.

Саша готовила ужин, когда Лайам вдруг спустился с рюкзаком вруках.

– Ты куда это? – спросила она, замирая от страха.Она уже знала ответ.

– Я ухожу. Я не позволю обращаться с собой, как смаленькой и постыдной тайной прихотью, и тем более терпеть оскорбления от твоейдочери.

– Лайам, прошу тебя… – Саша запаниковала. –Не руби с плеча, дай нам шанс! Мы же с тобой с самого начала понимали, чтопридется притираться, а для этого нужно время. И никакая ты не тайнаяприхоть! – Какая уж «тайная», когда все об этом знают.

– Нет, я для тебя позорище. Ты меня стыдишься! –При этих словах обоим на память пришло злополучное Четвертое июля и барбекю.

– Я тебя люблю! Но ты требуешь от меня выбирать междутобой и дочерью. Это несправедливо! – Саша заплакала. Лайам требовал отнее невозможного.

– Иногда приходится идти на жертвы. Я хочу, чтобы тыменя любила и уважала. А ты отказываешься.

– Если бы ты сам меня любил и уважал, то не просил быменя выбирать между тобой и дочерью.

Лайам молча смотрел на нее. Потом взял в руки рюкзак ипроизнес:

– Все кончено, Саша. С меня довольно. Мы исчерпали всевозможности. Ты была права. Наши отношения невозможны. Ты всегда это говорила.Так что ты права, а я заблуждался.

Она не хотела этой правоты! Она хотела ошибиться. И онапочти уверилась в том, что ошиблась. Они были так близки к развязке. Норазвязке совсем не той, что предлагал ей он. Он поставил ее перед этим ужаснымвыбором.

Она сделала шаг к нему, но он жестом ее остановил:

– Не надо! Я тебя люблю. Я еду в Лондон. И не звонимне. Все кончено. – И в завершение – последняя порция жестокости: –Пламенный привет Татьяне! Скажи, ее взяла. Пусть радуется! – Лайам развернулсяи вышел. Дверь закрыл тихо. Потом стукнула тяжелая калитка, а Саша стояла всвоей кухне и смотрела ему вслед, вернее – туда, где только что был он, и пощекам ее ручьем катились слезы. После смерти Артура ей еще ни разу не было такмучительно больно.

Она опустилась на пол и зарыдала. Подошел щенок, Саша сталаего гладить. Теперь у нее остался только этот пес. Лайам ушел, вернулся в своймир, и Саша знала, что он говорил серьезно.

Она долго сидела и плакала в темноте. Свет зажигать не хотелось.Она повторяла одно и то же слово. Невозможно. А Лайам уже был в пути и думал отом же.