Пляжный клуб - Элин Хильдебранд Страница 61

– С удовольствием, – согласилась Лав. До подъема еще оставалось немного времени, а рассказ лежал на ее ночном столике с Четвертого июля. Лав осторожничала. Работая редактором в журнале, она твердо уяснила: писатели – народ нервный и ревностно защищают свои детища.

– Спасибо.

Ванс схватил рассказ с тумбочки и протянул его Лав. На первой странице красовался отпечаток влажного стакана.

– Ты что, так и будешь смотреть?

– Нет-нет, – ответил Ванс и подцепил с пола «Обозреватель». – Я тоже почитаю.

ПОД ОТКОС

Ванс Роббинс

Последняя надежда растаяла без следа. Он чувствовал себя загнанным в угол. Казалось, мир вот-вот рухнет на голову, как стены недостроенного тоннеля. Требовалось срочно искать выход, пока его не похоронило под обломками. К сожалению, выхода, ясное дело, не было. Никакого выхода, только лютая ненависть на весь белый свет.

Неприятности стали происходить еще в детском саду, когда мамочка Лула выставила отца за порог – тот сменил уже седьмую работу. Еще до рождения сына Лула устроилась в автосервис. Там и пахала все это время, слесарем. «Фиаты» и «Роверы» знала как свои пять пальцев.

Лав оторвала взгляд от листа. Ванс небрежно перелистывал журнал, украдкой бросая на нее взгляды, точно шпион на автобусной остановке.

– Ну как?

– Пока нравится, – ответила Лав. – Мать – автослесарь. Интересная находка. Твоя мама тоже работала в автосервисе?

Было кое-что в их отношениях, что всерьез тяготило Лав. Она совершенно не понимала, зачем скрывать завесой тайны собственную родню. Ванс принципиально уходил от разговоров о семье и об отчем доме. Складывалось впечатление, что он – человек без прошлого. На вопросы о том, где прошло его детство, расплывчато отвечал: «Там-сям, в основном на востоке». Он отучился в университете Фэрли Дикинсона, что в Нью-Джерси, и защитил диплом по американской литературе. Свою альма-матер он в шутку называл «Фиглисон-Миглисон». И на этом – точка. Он ни разу не обмолвился о родителях, братьях или сестрах, равно как и о родном городе. Лишь однажды, когда Лав довелось побывать в его домике, ей на глаза попалась фотография: мужчина с женщиной, которых вполне можно было принять за родителей Ванса, стояли, взявшись за руки, на фоне двухэтажного дома, отделанного алюминиевым сайдингом. Когда она спросила: «Это твои родители?» – Ванс промолчал.

По своему обыкновению, он пропустил мимо ушей и вопрос про мать. Стоит ли удивляться?

– Читай, – буркнул Ванс. – Там дальше будет интересно.

И снова уткнулся в журнал. Лав погрузилась в рассказ.

До шести вечера Лула пахала в гараже Халя Доре, затем шла в кабачок «Джей-Ди», чтобы перехватить пару бокальчиков «Кровавой Мери». Домой мать приносила запах моторного масла вперемешку с соусом табаско. Ужин готовил Джером – в основном нарезал сандвичи с колбасой. Поест – и заснет перед телевизором, забыв раздеться. Порой под утро ломило все кости, жестко было спать на дощатом полу. Из школы он приносил одни пятерки, но Лулу, похоже, мало это интересовало. Мельком пробежит глазами табель – и в мусор.

Лав оторвалась от чтения.

– Просто диву даюсь, какие плохие бывают родители.

– И не говори, – кивнул Ванс.

Лав опустила страницы на белые груди.

– Растить ребенка – тяжелый труд, – сказала она и представила созревшую яйцеклетку. Девочка ждет своего принца.

Ванс закрыл журнал.

– Ну да, это будет что-то.

– То есть как это «будет»? – поразилась Лав. – Ты же не собирался заводить детей.

– Я ничего такого не утверждал.

– Нет, ты сам сказал, – настаивала Лав. – Я спросила тогда, на крыше, хочешь ли ты детей, и ты ответил «нет».

Ванс схватил Лав в объятия. Руки у него были красивые, мускулистые, с розовыми ладонями, точно лепестки нежного цветка. Ванс чмокнул ее в уголок глаза.

– Я от тебя без ума, так и знай.

– А я думала, ты не хочешь детей. Ведь ты их терпеть не можешь.

– Да это я просто так сказал, – признался Ванс. – У меня ведь имидж такой. Надо поддерживать репутацию.

– Так все это время, пока я считала, что ты ненавидишь детей, ты в тайне хотел завести собственных?

– Ну, в один прекрасный день почему бы и нет.

– Невероятно! Мужчина не имеет права менять точку зрения!

– Я подумал, что однажды будет неплохо завести ребенка.

– Ах, он подумал! – проронила Лав. – Дети не игрушка. Это огромная ответственность, которая возлагается на тебя до конца жизни.

– Да знаю, знаю, – улыбнулся Ванс. – Слушай, я же не сказал, что хочу ребенка прямо немедленно, через девять месяцев.

– Нет, конечно. Не хочешь ты никакого ребенка, – проговорила Лав. – Придет же такое в голову!

Ей отчего-то отказал голос. И когда она говорила, казалось, что кто-то скреб граблями по стеклу. Похоже, Ванс уверен, что сделал ей приятный сюрприз. Как в тот раз рэгтайм на фортепиано.

– Я сказал «однажды», Лав. Женщины вообще не понимают этого слова? «Однажды» – значит, «возможно, когда-нибудь в будущем». А вы вечно торопитесь: когда, когда, когда? Да никогда! Однажды я женюсь и заведу детей. Вот взять, к примеру, Мака. Разве они загадывали, что пройдет шесть лет и они поженятся? Ан нет, случилось. Так что однажды и никогда – это две большие разницы.

– То есть ты хочешь ребенка однажды, а вовсе не в скором времени, – подытожила Лав. И, выдержав паузу, добавила: – А может, и вовсе никогда.

– Я бы не спешил с такими заявлениями. Отчего же никогда? Когда-нибудь и захотел бы. Я просто сказал тебе, что я подразумеваю под словом «однажды». И к чему вообще весь этот разговор?

– Какой еще разговор? Никакого разговора, – поспешила закрыть тему Лав. Пот катился с нее градом. Она не могла рассказать ему, что прямо сейчас происходит в ее организме. Ванс пребывал в полной уверенности, что она принимает таблетки. Ребенка ей хотелось куда сильнее, чем быть честной и правдивой. – Ну, вернусь к рассказу, – пробормотала она.

Когда Джером повзрослел, его стали привлекать женщины, похожие на мать. Работяги и труженицы, которые закладывали за воротник и недооценивали его заслуги. Свою первую девушку, Нан, он встретил, когда ему исполнилось четырнадцать. Она была на два года младше, целовала его в засос и тут же отвешивала ему кулачищем в пах. Ну и, конечно, очень скоро он втюрился в нее по уши.

На смену ей пришла Далила, которая, как и библейская тезка, требовала, чтобы Джером остриг волосы. Парень так сильно по ней сох, что не только подстригся, а обрился налысо.

– Минуточку, – сказала Лав. – Наш герой обрился ради какой-то дамочки по имени Далила. Это, случайно, не из твоей жизни? Ты тоже побрился ради женщины?