В плену теней - Мари Кирэйли Страница 60

– Именно поэтому «Соня» процветает.

– Мадам, если бы меня интересовали женщины, я бы устлал ваш путь в свой дом красной ковровой дорожкой. – Фрэнк поставил какую-то кассету и сел в кресло. Немного помолчав, спросил: – Вы действительно собираетесь остаться здесь?

– Да, – подтвердила Хейли и, увидев, что он разочарован, добавила: – Но пробуду тут не слишком долго.

– Ладно. Моя шевелюра – мое главное украшение, как вы догадываетесь. Мне бы не хотелось наблюдать, как она седеет на глазах. К тому же я ненавижу похороны. Я еще недостаточно стар, чтобы то и дело хоронить близких мне людей.

Когда Хейли вышла из дому, был уже четвертый час. Первое, что она сделала, – это зашла в банк, где арендовала персональный сейф, и взяла из него один из двух хранившихся там комплектов дискет. Даже если кому-то удастся украсть дискеты, которые она будет носить при себе, ее записи все равно останутся в городе. Существовал и еще один комплект, который дожидался ее на почте в Висконсине.

Две следующие остановки на пути Хейли – для покупки компьютера и постельных принадлежностей – едва ли не полностью опустошили ее кредитную карточку «Виза». Теперь придется экономить, пока не выплатят страховку, но зато она сможет работать.

Погрузив покупки в багажник, Хейли сделала еще одну, предпоследнюю остановку.

Офис Карло Буччи был полной противоположностью конторе Луи де Ну. Хотя, как считала Хейли, Буччи было не более сорока лет, он являлся одним из основателей адвокатской фирмы, которая – если судить по занимаемому помещению на верхнем этаже одного из самых престижных зданий в центре города – процветала.

Как и надеялась Хейли, Буччи согласился принять ее. Хейли провели мимо десятка кабинетов и большого зала, где работали секретари и помощники адвокатов, в небольшую приемную. Она слишком нервничала, чтобы пить кофе или даже просматривать журналы, а потому просто сидела, сложив руки на коленях, и ждала.

К счастью, ожидание длилось недолго.

Как и в прошлый раз, что-то в облике этого мужчины – то, как он ходил, как стоял, словно изготовившись к прыжку, как смотрел на Хейли – заставило ее опасливо поежиться, хотя теперь ей было менее страшно.

В конце концов, ведь она сама инициатор встречи. Если удастся сохранить спокойствие, глупостей она не наделает.

Буччи провел Хейли в свой кабинет. Одна стена в нем была стеклянная, и из нее открывался потрясающий вид на город – на фоне темнеющего неба только-только начинали загораться фонари. По обе стороны двери висели две картины современных художников, а на белой стене позади письменного стола – композиция из трех ярко раскрашенных деревянных змей.

– Это стилизация местного фетиша? – спросила Хейли.

– Скорее, демонстрация поддержки, которую я оказываю молодым местным талантaм. Садитесь, пожалуйста. Полагаю, для вас день был таким же трудным, как и для меня, мисс Мартин, – сказал он, когда она села. – Полицейские приезжали сюда, оскорбили меня и уехали. Луи де Ну звонил, чтобы позлорадствовать. Чему я обязан удовольствием видеть вас?

– Я пришла спросить… имеете ли вы какое-нибудь отношение к убийству вашей жены?

Он посмотрел на нее так, словно ожидал этого вопроса, но его ответ удивил ее:

– Могу сказать вам лишь то, что сказал полиции, когда Линна была убита, мисс Мартин. Я сделал то, о чем она меня просила: дал ей свободу. Если я в чем-то и виноват, то только в этом.

– Я не понимаю…

– Есть сотни людей, чьи интересы я отказался представлять. Они затаили на меня злобу. Есть и такие, кого, несмотря на все мои усилия, осудили. Они полагают, что виноват в этом я, а не судья и присяжные. Поэтому охранная сигнализация в моем доме – лучшая, какая только существует на свете. Пока мы с Линной не расстались, у нас были повар и экономка. Они жили в доме. И оба были вооружены. Как вы думаете, мог кто-нибудь убить Линну в моей постели?

– Значит, вы не имеете к ее смерти никакого отношения?

– Клянусь, что не имею, равно как не имею отношения и к тому, что случилось с Селестой.

Умение скрывать свои чувства – часть его профессии, напомнила себе Хейли. Тем не менее чувства, которые он демонстрировал, казались подлинными. Хейли не думала, что он лжет.

– А кто же тогда убил вашу жену, как вы думаете?

– Все малоубедительные доказательства – они действительно малоубедительны, именно поэтому убийца так и не был официально обвинен – указывают на то, что это сделал Джо Морган.

– Вы в это верите?

– Не до конца.

– А кто убил Селесту?

Он пожал плечами:

– Иногда подобные преступления проясняются во время похорон. Я собираюсь завтра отдать ей последний долг. Вы пойдете на отпевание?

– Да. И потом – по настоянию сестер Селесты – на поминки к ней домой.

– Тогда мы, наверное, увидимся в церкви.

Это было вежливым намеком на то, что аудиенция окончена, однако Хейли не собиралась уходить.

– Когда вы приходили ко мне, то сказали, что Линна по всему дому оставляла рисунки-обереги, желая защититься от зла. Кого она боялась?

– Всех.

– В самом деле?

– Она выросла в страхе. Это состояние было для нее естественным. Она придумывала самые изощренные ритуалы, чтобы прогнать страх. Эти рисуночки были тоже своего рода ритуалом. Линна что угодно отдала бы любому, кто предложил бы ей какой-нибудь новый способ избавиться от страха. Лишь немногие близко знавшие ее люди догадывались, с каким ужасом в душе она прожила свою жизнь. Все считали ее распущенной, а на самом деле она просто боялась спать одна. – Он замолчал, словно воспоминания причиняли ему боль. – Это все? – спросил Буччи после короткой паузы.

– Судя по тому, как вы говорите, вам это состояние тоже знакомо?

– Знакомо. Я вырос в атмосфере насилия. И сейчас защищаю преступников, но я никогда не соглашался защищать человека, если верил, что он причинил зло ребенку, и никогда не соглашусь. – Он открыл дверь и проводил Хейли до лифта. – Если вам еще что-нибудь понадобится, звоните, – сказал он на прощание.

Настоятель католического храма Cвятой Агнесы согласился отслужить заупокойную мессу по Селесте Брассо из уважения к Эмали Брассо, ее матери. Эмали, глава обширного, связанного сложными семейными узами клана, работала учительницей приходской школы, помощницей директора, а когда здоровье стало сдавать – приходским секретарем.

Но множество людей, собравшихся перед церковью за добрый час до начала службы, пришли не ради Эмали Брассо. Эмали никогда не видела такого пестрого сборища – от самых богатых до самых бедных. Явился даже мэр с женой, которая часто пользовалась услугами Селесты.

К моменту, когда приехала Хейли, все скамьи в церкви были заняты, поэтому ей пришлось простоять всю службу. Когда открыли гроб, покойницу буквально завалили цветами. Две чернокожие женщины заняли места в изголовье и изножье гроба, словно величественные статуи, призванные охранять умершую.