Янтарные глаза одиночества - Наталия Землякова Страница 6

«Без вариантов…» Мишель терпеть не могла эту фразу и, когда слышала ее, всегда мысленно спорила: как это, нет вариантов? Она не привыкла сдаваться, а фраза эта означала только одно – капитуляцию. Впрочем, когда Мишель писала письмо ровно год назад, то не знала очень многого. Например, что следующего письма не будет, а своего настоящего отца она никогда не увидит. И это, действительно, без вариантов.

Глава 2

Москва. Несколько недель назад

– Мишель, у меня для тебя есть подарок. – Мама достала из сумочки и нерешительно протянула диск в черно-белой обложке, на которой ярко-красными буквами было написано «Светлана Воронина. Русские песни и романсы».

– Здорово! – кивнула Мишель и улыбнулась.

Это была ее обычная, дежурная реакция: чтобы ни произошло, надо дружелюбно улыбнуться и сказать именно это слово – «здорово». И взять таким нехитрым способом паузу на размышление и понять, как действительно стоит реагировать в сложившейся ситуации. Искренность никогда не может быть первой реакций – это правило Мишель твердо усвоила за прошедшие года. И оно касалось не только бизнеса, но даже отношений с родной матерью.

Как всегда, они встретились в кафе, пили чай и ждали, когда придет Борис, который должен отвезти Светлану Петровну на репетицию. Ведь сама она ни за что в жизни не смогла бы добраться до нужного ей места. При слове «метро» мама брезгливо морщилась, а при слове «такси» испуганно вздрагивала, а водить машину так и не научилась.

– Бо´рис говорит, что получилось неплохо, но со следующим диском надо бы побольше поработать, – сказала мама с такой важностью, как будто речь шла не об обычном диске, который вдруг после разрыва с мужем решила записать брошенная жена, а, по меньшей мере, о войне и мире. И ударение в имени Борис она почему-то сделала на первом слоге.

– Мам, а это очень дорого? – поинтересовалась Мишель.

Светлана Петровна неторопливо отставила чашку и задумалась, перебирая кольца на левой руке, каждое из которых Мишель помнила с детства. То, которое на безымянном пальце, с большим голубым топазом, отец подарил матери на день рождения. На среднем пальце сверкало кольцо из желтого золота – гладкое, как лента, в которую впаяны пять довольно крупных бриллиантов. Когда-то именно Мишель помогла матери его выбрать, настояв именно на таком неброском дизайне. Кажется, ей было тогда лет десять.

– Знаешь, Борис говорит, что сейчас все подорожало, но на подобные вещи денег жалеть нельзя. Я и так столько лет молчала… – наконец произнесла Светлана Петровна и жалобно улыбнулась.

«Ну конечно, – неожиданно зло подумала Мишель, – на деньги, которые отец выделяет ежемесячно, и не так запоешь. Странно, что этот Борис еще не арендовал Большой зал консерватории для того, чтобы организовать концерт моей матери».

Она пристально взглянула на мать и впервые осознала, насколько же они похожи. Те же темно-синие, слишком яркие, а потому особенно выразительные глаза. Густые, темные, почти черные волосы – только у Светланы Петровны они были собраны в аккуратный узел, а у Мишель небрежно рассыпаны по плечам. Несмотря на разницу в возрасте, даже фигурами они были схожи – в меру высокие, стройные. Но не спортивного типа, а того, который считается не очень современным. Когда все на месте и без излишеств – «грудь-талия-бедра». Вот только в лице у матери светилась нежность, которая была сродни покорности. И это делало ее очень женственной. Даже слишком – до приторности.

– Мам, а почему ты так странно его зовешь – Бо´рис? – едва сдерживая раздражение, поинтересовалась Мишель.

– Он попросил. Его так звала мама. Поэтому ему приятно. Но мне же не трудно, правда? – улыбаясь, тихо ответила Светлана Петровна.

Мать никогда не делала то, что трудно. Она не спорила с отцом, потому что это требовало сил. Она не помешала ему выставить Мишель за дверь, потому что сопротивление его железной воле тоже требовало усилий. Ведь это, на самом деле, так удобно – покориться раз и навсегда.

– Мам, но как ты допустила, что отец ушел к этой девчонке? Я до сих пор понять не могу…

– Да и не надо, Мишель. Ты уже взрослая и прекрасно знаешь, что удерживать кого-то – совершенно бессмысленное занятие. Человек все равно уйдет. Или будет врать. Ради чего?

– Как ради чего? – опешила Мишель. – Ради того, чтобы была семья, ради того, что…

Она и сама не могла внятно объяснить, ради чего мама должна была оставаться рядом с отцом, и зачем она, Мишель, вообще именно сейчас затеяла этот разговор – ведь со времени их расставания прошло уже несколько лет. Они не разводились, а нашли удобную для всех формулу существования – жить параллельно. Но Мишель вдруг показалось, что все эти годы ее мать обманывают – и отец, и Борис, и девушка в стиле журнала «Птюч». Все-все! Ей стало обидно за нее, поэтому она ответила резко, даже грубо:

– Ну, не стоит же ломать все в жизни только ради того, чтобы уйти и пригреть рядом с собой этого идиота-Бо´риса. Сколько платят учителю пения?

Мишель хотела защитить мать, а сделала ей только больнее.

Глаза Светланы Петровны наполнились слезами, и она посмотрела вверх, чтобы не потекла тушь. Потом вздохнула и сжала руки.

– Мишель, ты очень жестокая. Очень. Ты не была раньше такой, – прошептала мать. – Кому плохо от того, что я пою? Разве это кому-то мешает? Скажи мне!

– Извини, мама, я не хотела. Просто я волнуюсь. Извини. Я очень сильно устала. Сейчас вот съезжу на Бали, поработаю, отдохну…

Мишель решила сразу не говорить матери, что уезжает года на два – именно столько времени потребуется им с Кириллом Высоковским, чтобы оформить новый СПА-отель в далекой теплой стране. Мишель надеялась, что там она отдохнет, отогреется и наконец-то избавится от выматывающего ощущения бесконечной усталости. А там, глядишь, и отношения с Кириллом придут в норму, то есть исчезнут как бы сами собой. Потому что в какой-то момент Мишель показалось, что этот бесконечный публичный роман без секса и является главным виновником всех ее личных неудач, ведь он занимает слишком много места и не позволяет появиться ничему новому. Настоящему.

– Ты надолго уезжаешь? – забеспокоилась мать ровно настолько, насколько она вообще умела беспокоиться.

– Не знаю, как пойдет, – пожала плечами Мишель и достала кошелек, чтобы расплатиться по счету. Борис задерживался, но она больше не могла его ждать, потому что боялась опоздать на важную встречу с клиентом. – Да, мам, я тут подумала. Все это такая ерунда… Надо бы мне помириться с отцом. Как-то глупо все получилось…

Мишель словно на бегу сказала эти слова и сама удивилась. Ведь мимоходом она назвала глупостью все, что произошло в ее жизни за последние десять лет. Глупо, что она стала одним из самых модных декораторов Москвы. Глупо, что личная жизнь ее так и не сложилась. Глупо, что за эти годы она превратилась в жесткую, деловую женщину. Красивую, но, судя по личным результатам, не особенно привлекательную для мужчин.