Горький привкус его поцелуев - Лорейн Хит Страница 59

Он все еще не двигался и, казалось, даже забыл, как дышать.

– Я поняла это только сейчас. Почему ты выбирал одну и ту же песню?

– Если тебе нравилось танцевать со мной, то я хотел, чтобы эта песня ассоциировалась со мной. А если нет, то я не хотел, чтобы каждая мелодия, под которую мы танцевали, напоминала тебе об этом.

Закрыв крышку, она погладила полированное дерево и ощутила вибрации мелодии.

– Мне всегда нравилось танцевать с тобой. Казалось, только в танце мы и не ссоримся. Я думала, что это объяснялось нашей сосредоточенностью на том, чтобы не наступить друг другу на ноги.

– Возможность потанцевать с тобой была единственной причиной, по которой я ходил на балы.

Джулии хотелось не столько ухаживаний, сколько ясности и возможности увидеть истинную сущность Эдварда. Она должна быть уверена, что знает его и испытывает чувства, которые он заслуживает. Но когда он произносил подобные слова, она чувствовала, что ее обожают и льстят. Как она могла не реагировать на это?

– Мы никогда не разговаривали во время танца.

– Я не хотел отвлекаться, когда ты находилась в моих объятиях. Потанцуй со мной.

Она огляделась вокруг, страстно желая потанцевать с ним, но боясь, что это может отвлечь ее.

– Что? Здесь? Или ты предлагаешь пойти в бальный зал?

– Бальный зал слишком велик.

Он встал и протянул руку:

– Холл лучше подходит для этого. Там более интимно, но в то же время достаточно места, чтобы мы не врезались в мебель. Шкатулка заменит нам оркестр.

– Это безумие.

– Тогда давай сойдем с ума.

Он смотрел на нее всерьез, торжественно, и все же в этих карих глазах читался вызов. Никто из них не надел перчатки. Его рука не напоминала ей об изящном Альберте. Эдвард казался сильнее. На подушечке его указательного пальца была мозоль. Он вернулся несколько месяцев назад, а его руки все еще были грубыми, как у людей, которые предпочитали находиться на улице. Она поднялась, когда Эдвард забрал у нее шкатулку.

– Я не танцевала с прошлого сезона, – сказала она, когда они выходили из комнаты.

– Я не танцевал с тех пор, как в последний раз танцевал с тобой.

– Но ты танцевал с другими дамами.

Она видела, как он танцует с ними, и каждая из них казалась очарованной и влюбленной.

– Да, но обычно я удалялся в игровые комнаты. Мне нравилось, когда твой запах оставался на мне. Довольно по-мазохистски с моей стороны.

– Я действительно не знала.

– В этом и был весь смысл моего непростительного поведения.

Они подошли к холлу, и он отпустил ее.

– Теперь я должен доказать тебе, что человек, которого ты знаешь, – не тот, кем он является в действительности.

Эдвард запустил механизм и поставил шкатулку на стол. Музыка заполнила комнату. Он подошел к ней и обнял.

А потом они начали танцевать. Он обнимал ее сильнее, чем требовалось, словно боялся отпустить. А может, Эдвард просто хотел убедиться, что она не врежется в мебель, статуэтки или цветочные вазы. Как ему удавалось вести танец, если его взгляд был прикован к ней, так и осталось для нее загадкой.

Джулия поняла, что ранее, в те годы, когда они танцевали, он уделял ей полное и безраздельное внимание. Просто она не замечала этого, потому что не ожидала от него преданности. Ей казалось, что он пытается заставить ее чувствовать себя некомфортно или издевается над ней каким-то непонятным для нее образом. И все же она наслаждалась, танцуя с ним в паре, потому что Эдвард был одним из самых изящных танцоров, которых она знала. Возможно, такое ощущение баланса развилось в нем благодаря тому, что он проводил время, лазая по горам и проходя по опасным тропам. Он постоянно преодолевал препятствия, чтобы достичь цели…

Но в ту ночь в саду он ушел. Он ушел, потому что его брат любил ее, а она любила его брата. Эдвард любил Альберта.

Музыка стихла, но все еще ощущалась в воздухе, не желая уходить совсем. Эдвард неохотно отпустил ее и наклонил голову.

– Если ты поцелуешь меня, я потеряюсь, – сказала Джулия.

– Я найду тебя и верну обратно.

– Я должна сама вернуть себя. Эдвард, я должна быть уверена, что мои чувства не зависят от моих потерь.

– Я обещал тебе время, и ты получишь его, – сказал он и отошел, чтобы взять шкатулку.

Какая же она глупая! Теперь она расстроилась из-за того, что он отошел от нее, хотя сама настояла на этом.

Эдвард предложил ей свою руку и сказал:

– Я провожу тебя.

Поднимаясь по лестнице, они молчали. В этом молчании не было напряжения. Он не обиделся и не сердился. У двери он протянул ей шкатулку.

– Спокойной ночи, Джулия.

Затем он ушел, сбегая вниз по ступенькам. Она вошла в свою спальню, приблизилась к окну и села в кресло. Держа музыкальную шкатулку на коленях, она завела ее, откинулась на спинку кресла, закрыла глаза и позволила музыке и воспоминаниям увлечь ее.

Она не собиралась сравнивать братьев. Но то, что она чувствовала к Эдварду, было не похоже на то, что ей когда-либо доводилось испытывать. Ее чувства были яркими, живыми и сильными. Честно говоря, они пугали ее. Казалось, Эдвард мог понять ее и раскрыть все ее тайны так, чтобы она не чувствовала ни стыда, ни раскаяния, ни вины. Конечно же, они не были здоровыми. Конечно же, они сжигали ее изнутри. Но эти чувства были чем-то бо́льшим, чем плотские утехи. Они были соединением душ, общностью страсти.

Она любила когда-то, все еще любила. Но чувства, вызванные Эдвардом, были слишком сильными и достигли грани безопасности. Но как она могла понять их, не поддавшись им?