Ты не сбежишь - Маша Малиновская Страница 59

Я встаю и почти не дыша подхожу ближе. Влад тоже поднимается навстречу. Сердце проваливается куда-то вниз, когда он заходит мне за спину. Так и замирает, натягивая мои нервы до предела, а потом сдвигает ладонью на плечо мои волосы, почти не касаясь кожи на шее. Я ощущаю его близость каждой клеткой своего тела. И этот невероятный и пугающий микс эмоций. Я боюсь, да, снова невероятно боюсь, но… стоит себе признаться, хочу. Хочу ощутить кожей его прикосновение. Но Миксаев только наклоняется ниже и тянет носом у моей шеи. Он так уже делал не раз. Впервые тогда в машине, когда затащил меня внутрь. Как же давно, кажется, это было.

– Сними.

И вдруг я снова не ощущаю его близости. Влад берёт гитару и садится на диван у стены, откинувшись на спинку. Он закрывает глаза и будто погружается в какой-то транс, медленно перебирая струны.

А я так и остаюсь стоять посреди студии. Смысл его просьбы доходит не сразу.

«Сними»

Он хочет, чтобы я разделась. Невероятно? Нет. Потому что невероятное происходит дальше.

Я снова попадаю в капкан его взгляда. Он так же смотрел на меня тогда, на сцене. Будто вся толпа вокруг исчезла. А я, застыв, смотрела на него. Вот оно – тот самый момент, ставший мне приговором. И сейчас я, как Жанна Дарк, будучи неграмотной, поставила подпись под собственным приговором.

Только вот она не знала, на что идёт, а я знаю. Наверное…

Сейчас, в этом моменте, я ему доверяю. Больше, чем кому-либо, больше, чем себе. Поэтому берусь за края футболки и стаскиваю её через голову. На мне только трусики, да и волосы падают тяжёлой волной, рассыпаясь по плечам и прикрывая немного грудь.

Он снял свою маску, я сняла свою. Больше нет приличной девочки Леры. Влад Миксаев разбил её розовые очки стёклами внутрь. Обнажение не только тела, но и чувств.

Потому что с ним можно. Он сам тогда мне сказал.

Не «сучка не захочет – кобель не вскочит».

Не «сестричка, ты за рулём? Забери срочно, у меня проблемы»

Не «Валерия, держи канон, классика есть классика, меньше эмоций»

«Потому что со мной всё это можно, Лера. Я не стану судить твои желания»

Потому что с ним можно.

Влад смотрит на меня, и я вижу, что в его взгляде разгорается огонь. Мне страшно обжечься, но он согревает. Гитара уже в стороне, а в его руках блокнот, но на строки, которые пишет, он почти не смотрит. Он смотрит на меня. И лишь на мгновения бросает взгляд вниз под карандаш.

А потом резко встаёт и подходит ко мне. Я просто не могу сдержаться и, вздрогнув, отступаю на шаг. Мужские пальцы смыкаются на моём запястье, и Миксаев увлекает меня в дальнюю часть студии. Здесь отделён ширмой микрофон на стойке-пауке* и прикрытый поп-фильтром**.

Влад ставит блокнот с текстом на подставку на ширме и включает над ним точечную светодиодную подсветку. Сгребает пальцами мои волосы от ключиц и убирает их за плечи, открыв грудь. Стоит ли говорить, с каким трудом воздух выходит из моих лёгких.

– Пой, Лера, – шепчет на ухо.

Мне? Петь?

– Я не умею.

– Пой как умеешь. Придумай мотив сама. Веди текст куда хочешь. Просто пой.

Он надевает на меня студийные наушники, погружая в полнейшую тишину, а сам становится напротив за полупрозрачной ширмой и снова берёт гитару.

В наушниках появляется звук. Мелодичный перелив, но ритма определённого нет, он будто плавает. Влад ждёт основной мотив от меня. Я смотрю на текст. Он на английском, но это не препятствие, мне понятно, о чём он. О страхе. Не моём – его. Не открыто, конечно, но я понимаю.

Прикасаюсь пальцем к листку, кажется, будто тот вот-вот ударит током. Но бумага спокойная и даже какая-то тёплая. И я пробую. Просто извлекаю звук из своего горла. Я знаю, что моему голосу далеко до Влада, но я говорю, пока он слушает меня. Так, как он готов слушать.

Он ловит мотив, подстраивается. Я тоже прислушиваюсь к нему. Это срабатывает: песня рождается. Я чувствую, когда нужно сделать паузу, а когда взять чуть выше. Гитара начинает звучать тише, когда я приглушаю голос, даёт ритм громче, когда усиливаю.

А потом он перекидывает ремень гитары через голову и подходит сзади. Продолжает играть. Я не вижу, но слышу в наушниках. И скорее догадываюсь, чем слышу, что он тоже начинает петь, потому что он стоит за спиной. В голос со мной, но тише, будто на фоне. А потом я понимаю, что музыки в наушниках больше нет. Вместо этого я чувствую, как он ведёт кончиками пальцев от моих запястий по рукам до плеч. Едва касаясь, почти неощутимо. Кажется, будто все волоски на коже встают дыбом, а брать дыхание для песни становится тяжело. Соски напрягаются так, что становится больно. И Влад это видит – он смотрит.

Голова начинает кружиться, кажется, колени вот-вот подогнуться, и я рухну на пол. Прямо к его ногам. Я будто в ожидании: столкнёт ли меня Миксаев в пропасть или нет. Одно его движение. Ну что ж, проверим, есть ли у меня крылья.

Влад снимает с меня наушники, и я поворачиваюсь к нему. В тёмных глазах пропасть, таящая опасности. Но он держит руки по швам, будто боится пошевелиться. Кулаки сжаты, челюсть напряжена, во взгляде голод. Я вижу, как тяжело вздымается его грудь.

Он обещал, что не тронет. И он не сделает этого. Влад хозяин своего слова. А вот я?..

«Придёшь, потому что хочешь…»

Не могу. Я не готова вот так всё забыть. Просто не могу.

«Растекаюсь в твоих венах словно нейротоксин…»

Отравил мою кровь, мою жизнь, мои мысли. Заставил, сломал, разбил и разбросал осколки. Чего же ты теперь хочешь?

Я нахожу в себе силы, но в глаза ему больше смотреть не могу. Смыкаю веки и качаю головой. Прими моё «нет», Влад. Прими хотя бы раз.

И он принимает. Делает шаг назад, выпуская. Я вдруг остро ощущаю свою наготу. Отступаю, понимая, что он может в любой момент слететь с катушек. Подбираю с пола футболку и ботинки и ухожу.

Мне нужно бежать, пока я сама не прыгнула в эту пропасть, наплевав на крылья.

___________________________

//*Стойка-паук – специальная резиновая подставка для исключения попаданий каких-либо вибраций на корпус микрофона.

**Поп-фильтр – перегородка между микрофоном и исполнителем для защиты мембраны микрофона от ударов при резком выдыхании воздуха.