Серебряная роза - Джейн Фэйзер Страница 59

— Кора вяза, корень подорожника, листья плюща, перечная мята, сушеная ромашка…

Сара, напряженно вслушиваясь в ее голос, после каждого слова кивала головой, подтверждая правильность выбора дочери. Потом она встала из-за прялки, прошла в дальний конец комнаты и открыла стоявший там в углу шкафчик. Достав из него флакон темного стекла, она положила его к остальным травам.

Дженни коснулась его указательным пальцем и сказала:

— Ариэль не станет принимать опий, мама.

Вместо ответа Сара только положила ладонь на руку дочери, и Дженни, неуверенно пожав плечами, оставила флакон в корзине.

— Я готова, Эдгар, — сказала она, взглянув на конюха, стоявшего в ожидании у двери.

— Граф просил прийти еще и миссис Сару, — произнес тот, бросив взгляд на стоявшую у стола пожилую женщину.

Только теперь Сара окончательно поняла то, что скрывала от себя самой в самых тайных уголках сердца с того дня, как Ариэль в первый раз рассказала, что выходит замуж за графа Хоуксмура. Сара хотела посмотреть на сына Джеффри. На того самого сына Джеффри, которого она никогда не видела. Если бы он не появился в замке Равенспир, она так и продолжала бы жить в неведении, давным-давно поклявшись не спрашивать о нем. Но теперь, когда ей представилась такая возможность, она больше не могла противиться искушению взглянуть на него.

— Но ведь мама не любит Равенспиров, — сказала Дженни в наступившем молчании. — Ариэль не может требовать от нее такой жертвы.

— Его светлость очень просил, — настаивал Эдгар, комкая в руках шапку. — Он велел мне привезти вас обеих — он считает, что леди Ариэль очень больна, а миссис Сара лечила ее от такой болезни в прошлый раз, когда хозяйка была совсем ребенком.

Дженни обратила свои невидящие глаза к матери, которая все так же неподвижно стояла у стола. Ненависть и отвращение Сары к замку Равенспир Дженни знала с детства. Этому не было объяснений, и, когда Дженни как-то раз попыталась расспросить мать, та пришла в такое раздражение, что дочь никогда больше не заговаривала на эту тему. Дженни, как и Ариэль, просто смирилась с этим и не пыталась обсуждать тайну Сары.

Закрыв глаза, Сара почувствовала, как леденящий душу страх заполняет все ее существо. Раскаленные круги боли плыли в темноте за ее закрытыми веками. Уже очень давно она не позволяла себе думать о постигшей ее утрате, но давняя физическая боль все еще жила в ее нервах, тело помнило ужас насилия, осквернившего его.

Сара постепенно приучила себя не вспоминать все случившееся тогда, но теперь эти воспоминания снова нахлынули на нее, заполнили каждую клеточку ее существа, так что у нее перехватило дыхание, и она даже испугалась, что сейчас задохнется. Но это было необходимо пережить снова, чтобы войти в замок Равенспир.

Негромко вскрикнув, Дженни рванулась к матери, обняла ее за плечи и почувствовала, что та дрожит всем телом.

— Не надо тебе ходить туда, — сказала она. — Не надо, Ариэль тебя не просила, так почему ты должна исполнять просьбу Хоуксмура?

Сара справилась с дрожью, и багровый туман перед глазами рассеялся. Дженни никогда не узнает, что ее мать выполнит просьбу Хоуксмура из чувства былой любви и благодарности. А если даже этого недостаточно, то в ней нуждается Ариэль. Ариэль, о которой Сара всегда думала как о второй дочери. Ариэль, в жилах которой текла кровь Равенспиров, как текла она и в жилах Дженни, хотя та была неповинна в этом.

Напряженное, замкнутое лицо Сары приняло свое обычное выражение. Она поднесла руку к горлу, потом ко рту, сделала несколько шагов к крючку на двери, на котором висела ее накидка, и набросила ее себе на плечи.

Дженни удивилась, но ничего не сказала, а лишь оделась сама, подхватила корзинку и вышла из домика вслед за Сарой и Эдгаром, плотно закрыв за собой дверь.

По дороге никто из них не произнес ни единого слова — обычно неразговорчивого Эдгара молчание вполне устраивало, настороженной Дженни не хотелось болтать, а Сара замкнулась в своем собственном мире, собираясь с силами и готовясь войти под сводчатую арку ворот в замок Равенспир.

Саймон шагал взад-вперед по комнате Ариэль; звук шагов гулко разносился в тишине. Собаки, теперь столь же беспокойные, как и он, стояли у кровати, положив свои тяжелые головы на покрывала, и либо смотрели на бледное лицо Ариэль, утонувшее в подушках, либо следили глазами за Саймоном.

Ариэль чувствовала, что ей все труднее становится дышать. Воздух с трудом выходил из ее груди, со свистом вырываясь сквозь губы. Но, оценивая свое состояние с хладнокровием врача, она понимала, что дело пока не зашло чересчур далеко. Если Дженни быстро появится с эфедрой и снижающими температуру снадобьями, то можно остановить развитие воспалительного процесса в самом зародыше. Она не может позволить себе валяться в постели. Она должна защитить своих лошадей от коварных планов Рэнальфа, быть наготове, когда придет время рожать жеребой кобыле, должна продолжить переговоры с мистером Кэрстайром.

Снова и снова прокручивая в голове перечень неотложных дел, Ариэль почувствовала, что жар в ее теле нарастает в зависимости от силы ее беспокойства, и решила расслабиться. Она погладила по голове собак, надеясь, что их присутствие успокоит ее, но неумолкающий звук шагов Саймона сводил на нет все то, что могли сделать собаки.

Ариэль села повыше в подушках.

— Тебе вовсе не надо быть здесь, Саймон. Ступай в большую залу к гостям.

— Не говори ерунды, — коротко ответил ее муж, подходя к кровати.

Он внимательно осмотрел лицо жены, его глаза цвета морской волны излучали заботу.

— Да, было бы разумно держаться подальше от пути этого сокола.

Ариэль моргнула заплывшими от жара веками.

— То же самое я могла бы сказать о вас, сэр.

— Я не заметил, как он подлетел, — возразил он.

— По-твоему, я должна была стоять и смотреть, как он изуродует тебе лицо?

Саймон устало покачал головой.

— Возможно, я бы и сам как-нибудь выкрутился.

Ариэль открыла уже рот, чтобы возразить, но слова ее потонули в новом приступе кашля. Саймон, издав невнятное восклицание, нагнулся над женой и принялся растирать ей спину в тщетной попытке остановить этот сухой лающий кашель. В конце концов приступ прошел, и Ариэль снова откинулась на подушки. Саймон носовым платком вытирал у нее пот со лба.

Ариэль закрыла глаза, не в силах выносить его пристального взгляда. Она припомнила, что только минуту назад сказала про его изуродованное лицо, и эти слова показались ей ужасными. Не имело значения, что она была вне себя от ярости и страха за раненую лошадь; слова эти были непростительны, даже язвительны. Но она чувствовала себя слишком слабой, чтобы начинать объяснения. Усталость сидела где-то глубоко в ее теле, похоже, она пришла на смену ознобу.

Грелки, которыми она была обложена, сделали свое дело, хотя порой Ариэль чувствовала, что озноб только притаился где-то поблизости и лишь ждет своего часа, чтобы снова наброситься на нее. Она хотела отдохнуть и забыться, но усталость была так велика, что не давала ей заснуть, а лишь терзала ноющей болью руки и ноги.