Здесь, на Земле - Элис Хоффман Страница 58

— Он, кстати, так и не дал мне еще документы на Таро.

— Даст, не беспокойся. Он всегда держит слово.

— Ага, ага… что-то не верится.

— Даст, — уверен Хэнк. — Вот увидишь.

Хэнк и Гвен гуляют дольше, чем хотели, но у Джастисов и без них полно гостей. Доктор Хендерсон с женой, Лафтоны — Харриет и Лари (все так любезны и занудны, что Холлис вмиг бы осатанел, присутствуй тут). Миранда, дочь Хендерсонов, тоже здесь, с минувшей весны свободная, как пташка, — после развода. Эд Милтон, разумеется, тоже приглашен, вместе с Линдсей, своей двенадцатилетней дочерью. Пришла и Дженет Трейвис, новый местный адвокат (таковы уж обыкновения Дженкинтауна — десять лет, как тут живешь, а все еще «новый»), и муж ее, Митч, школьный преподаватель общественных наук.

— Где вы пропадали целое утро?

Сьюзи крепко обнимает подругу и берет у нее из рук кофейный пирог. Интересно, Марч знает, что в ее волосах обозначились белые прожилки? Это сильно старит.

— Я почему звонила — хотела попросить захватить с собой немного яичного коктейля. — Сьюзи приподнимает с пирога фольгу. — С клюквой! Ой, как я это люблю!

— Не знаю, я дома была. — Марч вешает куртку и идет за Сьюзи на кухню. — Пекла этот самый пирог.

— А я звонила-звонила, звонила-звонила — никто трубку не брал. — Сьюзи наливает им по стакану красного вина. — У вас там одни старики, подойти к телефону не в состоянии?

— Хорошо еще, что Эд Милтон не старик.

Марч дегустирует стынущую на столе бататовую запеканку.

— Ладно, не кипятись. Я не серьезно.

Вошла Луиза Джастис, поймав последнюю фразу разговора.

— Не обращай внимания, Марч, — она всегда так говорит. Можно подумать, у нее ветер в голове, не знай мы ее лучше.

— Его дочь меня ненавидит, — вдруг ни с того ни с сего заявляет Сьюзи. — Если она не прекратит быть такой букой, то и я стану несносной в ответ.

— Ей всего двенадцать, — увещевает Луиза. — В шесть ее уже отправили в школу, и дома она бывала лишь на Рождество (и то, если повезет). Пока живет у матери в Нью-Йорке. Минувшим летом они переехали на Лонг-Айленд, и Линдси, себе на удивление, уже передружилась со многими ребятами из новой школы.

Марч и Сьюзи бросают на Луизу пристальный взгляд.

— Я вовсе не сую нос не в свои дела, — вздрагивает та, — девочка сама мне все рассказала. И тебе расскажет, — обещает она Сьюзи, — если дашь ей шанс.

Все принимаются за кухонные дела.

— Полагаю, Холлис решил не показываться. Надо же, какой сюрприз! — язвит немного погодя Сьюзи, вычерпывая устричную начинку из стынущей индейки.

— Он предпочитает полуфабрикаты, мир и тишину, — отвечает в тон ей Марч.

— Что ж, по крайней мере, тебе разрешил прийти.

— Ты сама не хотела бы его здесь видеть — судя по тому, что ты… что обе вы говорили. — И Марч, прекратив разливать по супницам густой кукурузный суп, смотрит прямо на Луизу.

— Я рассказала ей о твоем… предположении, — покраснев, сознается Сьюзи. — О Холлисе и Белинде. Извини.

— Это хорошо, что ты так поступила, — произносит Луиза.

— Правда?

Сьюзи удивлена. Словно камень с души свалился.

— Марч все равно ведь сделает так, как сама решит. Вне зависимости от того, что мы ей скажем. Не так ли, милая?

— Именно так, — кивает та. — И я была бы вам несказанно признательна, не вмешивайся вы в мои дела. Вы же не позволяете другим рулить своими жизнями.

— Один — один, — резюмирует Луиза.

Сьюзи наливает себе и Марч красного вина, а матери — ледяного шабли из холодильника, Луиза ободрительно кивает и делает глоток. Ей вспоминается, что некогда, в былые дни, Мюрреи часто приводили с собой на праздничные обеды Джудит Дейл. Та приносила свои изысканные блюда — яблочную коричневую «Бетти», [30]зеленые бобы с миндалем, луковый суп, восхитительную пиццу с сыром посередке — и всегда помогала управляться на кухне. «Как же повезло Мюрреям, — постоянно говорила Судье Луиза, — найти такую Джудит!» Целый год (до того, как ей стало все известно) она сажала Джудит рядом с мужем, а они, бывало, слова за всю трапезу не скажут, как если бы — догадывается сейчас Луиза — близость и желание заставляли их неметь. Интересно; держались ли они под столом за руки? Как довольна и удивлена она была, когда Судья вызывался помочь Джудит убрать со стола (в иных же обстоятельствах он и не думал снисходить до быта).

— Мам, ты в порядке? — спрашивает Сьюзи, ставя в духовку миску устричной начинки.

Полон дом гостей, а Луиза стоит, задумавшись, со стаканом вина в руке.

— В абсолютном, — словно очнувшись, отвечает она и идет помочь Марч достать супницы с верхней полки шкафа.

Изумруд в кольце, оставшемся от Джудит, мерцает всякий раз, как Марч тянет вверх правую руку, — будто некая таинственная жидкость. «Довольно, перестань себя жалеть», — с трудом отрывает от кольца взгляд Луиза. Кольцо, в конце концов, это ведь не сердце, не душа, не муж, который рядом с тобой в постели каждую ночь, а всего лишь камешек, который только потому чего-то стоит, что для кого-то важен.

— Ага, вот и индейка, — говорит, войдя, Судья.

Его единственная задача в праздник: нарезать фаршированную птицу. Луиза вынимает из шкафчика нож и большую разделочную серебряную вилку, оставшуюся после матери.

На Судье, по обыкновению, костюм и галстук, и он кажется чересчур высоким в скромной по размеру кухне. Разделывая индейку, он поддразнивает женщин, снующих взад-вперед и уставляющих обеденный стол тарелками снеди. Он — вроде тот же человек; который каждый год на День благодарения стоит тут на кухне у Луизы и возится с набитой устрицами птицей. Но сегодня что-то не так, по-другому. Дрожат руки, когда он действует ножом. Мелко, еле-еле, незаметно — для всех, кроме Луизы.

Покончив с индейкой, Судья идет к раковине. Рядом окно, откуда открывается вид на двор.

— А вот и гости поневоле, — замечает он через стекло идущих Гвен и Хэнка.

— Похоже, для подростков взрослые — не люди, — шутит Марч.

— Готов поспорить, сейчас я этих мустангов диких заарканю. Предложу поесть — они и попадутся.

Он выходит, и залп холодного воздуха проносится сквозь кухню. Рост у Билла Джастиса действительно немалый. Он пригибается на ходу под веткой персика, который Луиза посадила в первый год их брака. Тогда это был дом его родителей (потом те переехали во Флориду). Билл вырос здесь, и Луиза часто напоминала себе об этом, когда так и хотелось указать ему на дверь. Она просто не могла себе представить его живущим где-либо в другом месте. Так или иначе, сейчас слишком поздно думать о таких вещах. Что было, то было, сделанного не воротишь.