Ниточка судьбы - Елена Гонцова Страница 57

Все же она уснула и тут же очнулась, как ей показалось. Но был уже день.

Кравцов оставил на столе записку. Он уехал по делам…

Тульчина не было.

Правда, он тут же явился, новый и незнакомый. С Лефортовского рынка.

— Жаль, что я не художник, — говорил он. — Очень забавный район это Лефортово.

— Действительно, смешной район, — согласилась Вера. — Сейчас мы весело позавтракаем и поедем в зоопарк. Там не хуже, чем в Лефортове. Звери всякие, птицы, рептилии. Я тебе расскажу о своей московской жизни на примерах из животного мира. А ты когда-нибудь сочинишь концертную сюиту «Зверинец». Сможешь?

— Нет ничего проще. Ведь по зверинцу я буду гулять с тобой.

— И какую мелодию или какой музыкальный хаос ты отдашь собственно мне?

— Немного тревожная мелодия с карнавальными мотивами.

— Это можно, — согласилась Стрешнева, — я такая. С балаганными моментами, кривляньем и ужимками.

— Мне кажется, я никогда не жила в Москве, — сказала Вера, когда они вышли во двор. — Ты все переменил. Странно даже. Где же это я находилась? В каком городе, в стране какой? Места сделалось намного больше, что ли?

— Места всегда было много, — ответил Алексей.

— Это для тебя так было. Ты мужчина, захватчик, победитель.

— Только потому, что я побежден — тобой.

— Ты не преувеличиваешь ли? — вполне серьезно спросила Вера. — Это сейчас невозможно. Во времена усадеб и белых церквей все было именно так. А сейчас мужчины и женщины врозь, вставлены отдельно друг от друга в разрыхленную бурями почву. А потому захватывает мужчина. Сейчас я покажу тебя — в зоопарке. Ты несомненно лев.

Сначала они взяли билеты в цирк, на вечер.

Вера захлопала в ладоши, как будто сбылось самое сокровенное ее желание.

Цветные сумерки цирка, его особенная печаль, мгновенно переливающаяся в праздник, тяжелый труд циркачей, вопреки его абсурдности все-таки веселый и мироустроительный, этим Вера по случаю была одарена с детства. Ведь в цирк ее водили довольно часто. Когда это было? В каком подлинном и великом мире?

И сейчас снова произойдет загадочное посвящение.

— А на Западе ты не бывал в зверинцах? — спросила Вера просто для того, чтобы постоянно говорить с Алексеем.

— Запад очень пестрый, он сам по себе зверинец, — ответил Тульчин. — А что касается зверей и птиц, то все для меня исчерпывалось белками, журавлями и соловьиным свистом.

В зоопарк она вошла как на другую планету.

«Собственно, — думала Вера, — сейчас я захожу в мир, которого нет. Эти чудесные звери как чистая музыкальная форма. А музыка не записана никем. Полюбуемся, по крайней мере, на чистую форму».

— Я сейчас закрою глаза, — сказала она шепотом, — и представлю, что это я в детстве, а ты веди меня осторожно вперед. А потом я внезапно разомкну глаза и увижу что-то необыкновенное.

Она открыла глаза и увидела жирафа.

Жираф смотрел на девушку внимательно и тревожно.

— Так вот, — заключила Вера, — это именно я на сегодняшний день и час.

Жираф покачал головой.

— Он соглашается, — засмеялся Тульчин. — Ему грациозная легкость и нега дана, и шкуру его украшает волшебный узор.

— Да, уж будь добр сочинить про него что-нибудь волшебное, они так забавно бегают по Африке своим малым стадом, как небольшая длинноствольная рощица. Мне всегда казалось, что они просунули свои головы куда-то в недоступное нам.

— Вот Вовка Осетров, — показала Вера на носорога. — Это мой знакомый, писатель. Кажется, ты с ним знаком. Правда, он не узнаёт меня. Он прикинулся носорогом, чтобы постигнуть тайны африканского континента. Кстати, тебе не казалось странным, что наш лучший поэт наполовину африканец? А потом туда поехал твой Гумилев. Тут какая-то неразрешимая загадка. Помнишь, он написал маленькую поэму про дракона. Ты мог сочинить музыку о драконе? Дракон — это, собственно, все звери сразу. В одном лице. Кстати, я не замечаю решеток, за которыми эти животные спрятаны. Я странная, правда? Они-то думают, что это мы с тобой в большой клетке.

— И что это они нас изучают.

— А разве не так?