Любовь без границ - Джоанна Троллоп Страница 56

У него и в мыслях не было присваивать Джосс. Он даже никогда не думал на эту тему, он с самого начала знал, что не имеет на нее прав (точно так же, как знал теперь, чем все кончается, когда считаешь кого-то своим — как он фатально, губительно позволил себе думать о Кейт). Однако в последнее время между ним и Джосс что-то возникло, и хотя этому было еще далеко до настоящего родства душ, оно присутствовало и, похоже, согревало жизнь им обоим. Не то чтобы Джосс стала более приятной в общении: сердечной или, скажем, обаятельной — но она его… она его замечала. То есть по-настоящему замечала, что он, Джеймс, существует бок о бок с ней, и как следствие, признавала его права и привилегии в этом сосуществовании, уважала их наряду со своими. Теперь она больше ему доверяла, чаще с ним делилась и вообще не записывала автоматически в недруги только потому, что он взрослый. Уже одно это было громадной уступкой со стороны подрастающей девочки. Теперь, когда кто-нибудь из них троих: сам Джеймс, Леонард или Беатрис — давал ей нагоняй, она не пыталась огрызаться. Если бы не постоянное сознание того, что скоро идиллии придет конец, можно было бы (без большой натяжки) назвать их тесный кружок счастливым…

Оказавшись у шлюза, Джеймс побрел вдоль него, мимо новеньких эллингов и старых лодочных сараев. Двери некоторых еще стояли нараспашку. Хозяева или чем-то занимались в глубине, или сидели у самого входа, лениво переговариваясь. «Да нет, я просто отказался! Сказал, что не смогу прочесть всю книгу до пятницы, а он…», «Обернулся я и вижу, стоит эта чудачка…», «Кому нужно эссе с таким позитивным подходом? Наш препод его просто не зачтет…», «Кто-нибудь хочет марципан?..», «Ты посмотри в зеркало! Жиру, как на ките! Ничего странного, что яхта едва ползет, когда ты на борту…», «Слушай, откуда ты этого нахватался?..»

Джеймс шел, ловя обрывки фраз. Это все была молодежь, парни и девушки немногим старше Джосс… но когда Джосс будет столько, сколько им, ему стукнет семьдесят, Кейт перевалит за сорок, а Леонард… Леонард скорее всего не дотянет до этого момента…

Последний сарай был закрыт, и замок на нем заржавел. Джеймс уселся перед ним на прибрежную траву, положив ноги на причальный понтон, который мягко покачивала вода. Небо оставалось ясным и чистым, в густеющей тишине над гладью реки разносились приглушенные голоса и смех людей на другом берегу, идущих по своим, скорее всего весьма ординарным делам, к ничем не примечательным семьям (на ужин перед телевизором) или в неказистый паб. Ему было некуда идти. Некуда, но надо. Уперев локти в колени, Джеймс положил на них подбородок и устремил невидящий взгляд через реку. Надо идти, думал он. Надо жить дальше. Рано или поздно что-то произойдет, будут перемены и события, которые невозможно предвидеть, и не стоит заранее планировать, как тогда поступишь, нельзя даже надеяться на перемены. Нужно сжиться с теперешним положением дел. Он будет видеться с Джосс, и Кейт в его жизни останется, даже если теперь ее все равно что нет. Горе никуда не денется, но сжиться с ним можно, а сжившись, заново научишься жить.

Поднявшись, он постоял, примеряясь к качанию понтона, потом повернулся и выбрался на берег. Путь его лежал теперь на север, к вилле Ричмонд — к дому.

Долго он шел, и на последних метрах пути случилось нечто неожиданное. Джеймс понял, что втайне, не признаваясь даже себе самому, лелеял безумную надежду, что Джосс отказалась переезжать. Что между ними с Кейт все кончилось очередным скандалом и он обнаружит ее на кухне с журналом в руках, чем-нибудь вредным для желудка в руке и выражением ослиного упрямства на бледном личике.

Он повернул ключ, толкнул дверь и сразу понял, что ничего этого не будет. Дом был пуст и темен. Для верности Джеймс заглянул в кабинет, потом на кухню, где обнаружил, что Кейт вымыла бокалы (они стояли кверху донышком возле раковины) и убрала початую бутылку вина в холодильник. Стол был девственно чист, если не считать набора баночек с мармеладом, медом и прочим, постоянно обитавших посреди него. Наверху тоже царило запустение. Леонард еще не вернулся и не должен был вернуться по крайней мере до девяти. Его дверь была закрыта, но соседняя была распахнута, и это заставило Джеймса заглянуть туда.

Судя по всему, Джосс укладывала вещи в ужасной спешке — дверцы и ящики оставались полуоткрытыми, отовсюду свисали и торчали предметы одежды. Он попробовал представить, как все происходило: с криками ярости, радостными восклицаниями или чисто механически? С постели исчезло одеяло, без которого вид у нее был оголенный и обезличенный. Невольно возникал вопрос: хороший это знак или плохой? С одной стороны, Джосс покинула виллу Ричмонд, с другой — взяла с собой что-то знакомое и любимое, явно для большего комфорта в новом (и чуждом?) окружении.

Джеймс прошелся по комнате, подбирая свисающие майки и закрывая ящики, поднимая с пола носки, трусики и журналы, бросая в переполненную мусорную корзину комки жевательной резинки и обертки от шоколадок — словом, наводя милый его сердцу порядок. Он даже начал было снимать постельное белье, но остановился, не в силах продолжать, потому что это живо напоминало вечер, когда ушла Кейт. Он тогда лег в постель — еще вчера их общую постель — и нелепо, беспомощно зарылся лицом в подушку, хранившую ее запах. Не следовало ни к чему прикасаться в комнате Джосс, ее надо было оставить миссис Ченг. Бросив простыню на постель, Джеймс вышел в коридор и плотно закрыл за собой дверь.

Проклятая Джосс! Проклятая Кейт! Ни одна не оставила даже прощальной записки.

На кухне Джеймс сразу прошел к шкафчику для спиртного. Бутылка турецкого вина оставалась на месте, но уже в полном одиночестве. Ее вид смутно напоминал о днях давно минувших, о вечеринках, где спиртное поглощалось без закуски, и эти полуразмытые образы из прошлого вгоняли в еще большую депрессию. Джеймс закрыл шкафчик. Нет, он не станет пить на пустой желудок. Приготовит что-нибудь посолиднее, настоящий ужин, и за ужином элегантно выпьет вина — белого, которое начал с Кейт, а к концу ужина, глядишь, подоспеет и Леонард. Все-таки какое-то развлечение. Кстати, как бы поделикатнее довести до его сведения, что Джосс больше с ними не живет?

Осмотр холодильника принес неутешительный результат. Там нашлись: унылое синеватое тельце бройлера, угрюмый вялый салат и несколько неописуемо тоскливых остатков былой роскоши по кастрюлькам и мискам. Еще было несколько идиотских — на ножках — баночек йогурта, купленных Джосс. Пришлось закрыть и холодильник. Это был не тот вечер, когда можно обойтись сандвичем. Хочешь не хочешь, а приходилось выходить за жареной рыбой, картошкой и бутылкой крепкого портера. Настроив себя на неизбежное, Джеймс полез за деньгами на хозяйственные расходы и уже совал их в карман, когда в дверь позвонили.

Бросив взгляд на часы, он выругался. Без четверти восемь — самое время для всяких мормонов, Свидетелей Иеговы и тому подобных паразитов. Очень кстати вспомнилось, как однажды, когда у него в гостях был Хью, тот открыл дверь сам. Стоявший за ней миссионер доверительно спросил: «Скажите, с вами ли Бог?» Хью ответил: «Более того, друг мой, более того! Я и есть Бог. Рад познакомиться» — и захлопнул дверь.

Кривя губы в улыбке, Джеймс повернул ручку с заранее приготовленным «Не интересуюсь!», но за дверью оказался Хью с шикарным парусиновым саквояжем. В другой руке он держал пакет, из которого торчало горлышко бутылки.