Любовь без границ - Джоанна Троллоп Страница 55

— Красивые цветы, — заметила Кейт, как и подобает заглянувшему в гости постороннему.

— Они от матери одного друга Джосс.

— Энжи?

— Почему Энжи? От матери Гарта.

— То есть как это, Гарта?! Они же расстались с Джосс.

— Ну да, а теперь он все порывается броситься к ее ногам, — объяснил Джеймс с самодовольным смешком, который сразу раздосадовал Кейт. — Она, знаешь ли, оказалась крутой девчонкой. Справилась с ним одной левой!

Он пошел к столу, на котором только теперь Кейт заметила открытую бутылку вина и два бокала.

— Выпьешь?

— Да, немного.

Она уселась поближе к камину в одно из тех самых потертых кресел, вид которых всколыхнул память. Решимость постепенно возвращалась. То, что Джеймс опять торопился с выводами в отношении нее, напомнило о причинах, по которым она решила его оставить.

— Признаться тебе кое в чем? — Он задумчиво улыбнулся, протягивая бокал. — Я начинаю по-настоящему уважать и ценить Джосс. Ну, то есть ценил я ее всегда, но как ребенка, а не как личность. А ведь она личность и есть!

У Кейт резко изменилось настроение — ее охватила бешеная ярость. Да как он смеет! Как у него язык поворачивается говорить о Джосс как… как о своей!

Хорошенько глотнув, чтобы смирить темперамент, она сказала:

— Как раз поэтому я и здесь.

Улыбка Джеймса стала еще более лучистой. Он явно не понимал, к чему она клонит.

— Продолжай, — сказал он, поднося бокал к губам.

— Я пришла забрать Джосс домой. К себе, в Осни, — объяснила Кейт, глядя ему прямо в глаза. — Ты не находишь, что этот нелепый спектакль чересчур затянулся? Мать и ребенок должны жить вместе. Уж не знаю, что Джосс пытается доказать, оставаясь с тобой, но ясно одно — она пытается манипулировать мной, а это недопустимо…

Выражение безмерного огорчения на лице Джеймса заставило ее запнуться. Он отошел к окну и встал спиной к ней.

— Ну, что скажешь?! — не отступала Кейт.

Джеймс молчал. Она не могла видеть его лица, но сама поза была достаточно красноречивой, чтобы ее пронзила ужасная мысль. Господи Иисусе, да ведь он думал, что Джосс так и останется с ним! Может, он даже собирается бороться за права на Джосс! За права на ее родную дочь, кровь от крови ее!

— Пойми, — скороговоркой начала она, — я вовсе не собираюсь отнимать у тебя Джосс без всякой надежды увидеться! Хотите встречаться — пожалуйста, где угодно, в любое время! Или пусть приходит сюда, если это ей по душе… но, Джеймс! Дальше так не может продолжаться, ты это, конечно, понимаешь! Сам этот испытательный срок был оскорбителен — три месяца, как на новом рабочем месте! А ведь я не возражала! Я позволила Джосс настоять на своем, приняла ее требования во внимание, так что жаловаться ей не на что — престиж сохранен! Однако все хорошо в меру, так что ей придется переехать в Осни, и я всецело полагаюсь на твою… — «Господи, у меня и тон, и выражения в точности как у Хелен!» — Я полагаюсь на твою лояльность, — продолжала Кейт мягче. — Пожалуйста, не усложняй ей этот шаг, а постарайся облегчить, насколько возможно. Не создавай у Джосс впечатления, что ее отсылают прочь, как ребенка, и что ей придется делить между нами свою привязанность. Ведь это могло бы…

— Да замолчи ты наконец!

— Что?! — Она, как подброшенная, выскочила из кресла. — Не смей так разговаривать! Речь о моей родной дочери, и я не замолчу, даже и не подумаю! Ты не можешь спорить насчет…

— Я и не спорю, — сказал он, поворачиваясь от окна. — Я буду очень скучать по Джосс, но не собираюсь оспаривать твое право жить с ней под одной крышей. Я с самого начала считал, что так будет лучше, считаю и теперь.

— Тогда что же?..

— Ах, Кейт! Кейт! — Джеймс вздохнул, глядя на нее с неизъяснимой любовью. — Я надеялся, что ты хочешь меня видеть совсем по иной причине.

Она в ужасе прижала ладони к щекам, еще пылающим от гнева.

— Чт-то ты такое гов-воришь! Как можно… О Боже мой, нет, нет!!! Я не пришла бы… я не могла прийти ради… Господи Боже!!!

— Да, теперь я вижу. Мне не следовало питать такую надежду, и клянусь, это не повторится. Я сделаю все, чтобы не повторилось как ради тебя, так и ради себя самого.

— Я не предполагала… — прошептала Кейт, снова опускаясь в кресло. — Как все это ужасно, Боже мой, как ужасно… Джеймс, мне очень жаль…

— Не стоит.

— Я не хотела тебя обижать. Этого у меня и в мыслях не было!

— Знаю. Твоей вины тут нет, Кейт. Это я виноват, что сразу не начал отучать себя от любви к тебе и приучать к твоему отсутствию. Все надеялся, понимаешь? Если это тебя утешит, сейчас мне наконец кажется, что так будет лучше: не любить и не скучать. И не нужно за меня волноваться. Я не умер без тебя до сих пор, не умру и впредь. — Он поставил бокал на поднос. — А теперь я ухожу. Я имею в виду, из дома. Я ухожу, а ты оставайся и жди Джосс. Меня не будет… скажем, до половины восьмого. Думаю, вам хватит времени, чтобы уложить вещи.

Джеймс помолчал, и Кейт не знала, что с языка у него рвутся слова: «Скажи ей, что она может приходить, когда захочет». Он не произнес их, не желая навязываться. Вместо этого он коснулся лба Кейт губами и улыбнулся.

— Ключ я заберу. Когда будете уходить, просто захлопните дверь.

* * *

Джеймс шел, сам не зная куда. Выходя за дверь виллы Ричмонд, он собирался с ходу броситься в «Королевский герб» (излюбленное место шумных, многолюдных студенческих попоек), оставаться там до обещанных семи тридцати, глядя в стакан с чем-нибудь покрепче, а потом вернуться домой и пить дальше, пока не кончится спиртное или не навалится пьяный сон — одно из двух должно было рано или поздно случиться. Но вечер был так хорош, так полон мягкого весеннего света, так ясен и чист, что Джеймс, сам того не желая, понял: да, он хочет быть пьян, однако если для этого нужно утруждаться долгим процессом выпивки, тогда ну его совсем! Вместо этого он решил сначала пройтись своим обычным маршрутом вдоль канала. Хотя для меланхолии требовалось что-то иное — например, река, ясным майским вечером, без сомнения, еще полная байдарок: гребцы гребут как заводные, а тренер несется на велосипеде по пешеходной дорожке у самого берега и орет в мегафон что-то невнятное. Самый вид этой здоровой активности, совершенно чуждой тонких чувств, мог благотворно повлиять на его собственные, растрепанные.

Прогулка вышла долгой. Река привела в самый центр города, затем к скопищу монастырских дворов и, наконец, в Мидоус, где сочный солнечный свет одинаково мирно лежал на лужайках и широких пешеходных дорожках. Джеймс шел медленно, обремененный тяжким грузом печали, часто останавливаясь, чтобы взглянуть на открывшийся вид или на гордо вздымающийся к небесам церковный шпиль. Он смотрел, но не видел, и прекрасно это сознавал, он был сейчас посторонним на празднике жизни, как каждый, только что утративший самое дорогое и полный острой боли потери.