Нет ничего сильнее любви - Таня Винк Страница 56

– Нет, все очень плохо! – воскликнула Галка сдавленным шепотом и закрыла лицо ладонями. – Все очень плохо!

– Да ты что? Перестань, прошу тебя…

Галя открыла лицо, по ее щекам текли слезы, нижняя челюсть тряслась.

– Леночка, что ж хорошо, а? Это у них все хорошо, – она показала рукой на подарок тети Зины – картину, висящую над диваном с изображением родового дома, – а у меня все плохо! У меня все отняли, у меня любовь отняли, и все делают вид, что ничего не произошло! Я ничего не прошу, но можно было за все годы хоть слово сказать, одно доброе слово? Поговорить со мной, мне больше ничего не нужно! Я не прошу жалости, я сильная, но я… Я очень слабая, я хочу доброты, чуткости, внимания, а его нет. Галка может все, Галка лошадь, грузи ее, она сдюжит! Это маму надо жалеть, у нее больное сердце. Вадима надо жалеть, у него давление, ноги болят. Андрюша самый несчастный, один, совсем один! А я? Я тоже одна. Да, у меня есть семья, но я нужна им, когда им что-то от меня нужно, – Галя всхлипнула. – Я только тебе нужна… Только тебя интересует, что у меня на сердце! И Настюшу… Дай мне салфетку, пожалуйста.

Она промокнула глаза салфеткой, вытерла нос и опустила подбородок на грудь.

– Я сама во всем виновата, – продолжила она, комкая салфетку, – я позволила так к себе относиться. Я плюнула на себя… – слезы снова полились из ее глаз, – я ведь ради них отказалась от всего, – она тяжело вздохнула, – только ради них…

– Галя, надо выпить!

– Давай!

По телу разлилось тепло. Лена положила свою руку поверх Галкиной, и в комнате воцарилась тишина. Почти двадцать лет… Чего греха таить, Галка как впряглась в тот страшный день, расколовший жизнь семьи на «до» и «после», так и тащила долгие годы. Уже потом Лена поняла – ей это нужно было, а то если б она дала слабину, то развалилась бы. К чему все это привело? Грустно сказать, до слез грустно.

…Как-то незаметно после ареста Вадима Григорьевича тетя Инна превратилась в дочку, а Галка в маму. Причем в дочку капризную и обидчивую. Поначалу Галя выполняла все ее капризы – человек же после инфаркта, но тете Инне положение больной страшно понравилось, и она решила продлить «больничный» на неопределенный срок. Первое, что она сделала, – это отказалась от маникюрши, та ей, видите ли, на нервы действовала. Окей, Галя сама делала маме маникюр и педикюр, и еще выслушивала, что Галка делает все это без удовольствия! Потом, по мере выздоровления, она возжелала хорошую прическу каждый день – до болезни она каждый день перед работой заходила в парикмахерскую рядом с ателье. И даже в выходные ездила.

– А что тут укладывать? – говорит Галка. – Стрижка у тебя короткая, берешь фен, потом локон…

– Я не умею! – капризным тоном заявляет тетя Инна.

– Я тебя научу! – твердит Галя.

С тетей Инной едва истерика не случилась, и Галка решила, что ей дешевле самой причесывать маму…

Дальше – больше.

– Ко мне подруги придут, вот меню, – и сует Галке список из двух десятков пунктов.

Галка снова решила, что дешевле все сделать, как мама просит.

Потом все свалилось в кучу – вернулся Вадим Григорьевич, умерла Катя. Галя как угорелая носится по всем инстанциям, на ней сироты. Нет, она не ропщет, тем более отчим помогает, звонит во всякие диспансеры. Но дома все взяли за правило не браться за холодную воду – все ждут Галю.

И вот Инна с мужем собираются в театр, а Галя еле живая приползла из магазина, приволокла неподъемные сумки с едой. А кто еще это сделает? У мамы больное сердце, у Вадика ноги, у Андрея депрессия. О своей спине Галка не заикается, купила корсет, он что-то там держит, обезболивающие таблетки с собой носит. Только разделась, разулась, Тимоша сумки схватил, Настюша что-то рассказывает, а мама ей:

– Галя, ты что, кофточку мою не погладила? Я же тебя неделю назад просила! – и глаза закатывает.

– Сейчас поглажу…

Галка устанавливает гладильную доску, кофточку водой сбрызгивает, и тут живот прихватило.

Галя все бросила, и в туалет. Только села, а тут голос мамы и стук в дверь:

– Галя, локон уже дымится, иди сюда!

Накрутила маму, сказала:

– Пусть волосы остынут, а я пока кофту поглажу.

Живот вроде отпустило. Погладила, на плечики повесила, покормила детей, а тут снова живот. Галя в туалет. Только села…

– Галя! Срочно кушать! Мы опаздываем! Вадик, сними галстук и пиджак! Испачкаешь! Галя, сколько можно там сидеть?!

В тот вечер тетя Инна перебрала с командами, но все, что она запомнила, это горящие ненавистью глаза дочери.

– Леночка, она готова была меня убить, клянусь! Если б не Вадюша, я не знаю, что было бы!

А Лене хотелось сказать: «Тетя Инна, жалейте дочку хоть немного!»

Сколько Лена помнит, Галя не была тете Инне дочкой, по крайней мере такой, какой была она сама. Ленку мама даже сейчас из дому не выпустит, пока в нос не поцелует и пылинку с плеча не стряхнет. А в холодные дни так еще и поинтересуется, надела ли та теплое белье – эта она помнит. А тут не то что без поцелуев, тут вообще все непонятно. Сначала главным был дядя Сережа, семейный мирок вращался вокруг него. Потом родился Андрей, и центр внимания сместился на него. Галя же была за подай-принеси, погуляй-с-ребенком, свари-кашу, убери, постирай… Нет, на нее не кричали, она не была Золушкой в джинсах, она была нормальной девчонкой со всеми девчачьими закидонами, непослушанием и подростковыми конфликтами, внешними и внутренними. Ванильности в ней не было, на родителей, как это бывает у подростков, не жаловалась, деспотами не обзывала, все выполняла не то что смиренно, а со спокойной душой. Кто знает, может, именно это спокойствие раздражало тетю Инну, и она никогда не хвалила Галку? А еще Галка была неотъемлемой частью того периода жизни матери, о котором той страх как хотелось забыть. А может, причина была в том, что Галя немного похожа на Сергея? Так Андрей тоже похож… Над Андреем она никогда не смеется, а над Галкой любит. То у нее зубы кривые, то ноги, то задница плоская. И еще тете Инне доставляло какое-то странное удовольствие подмечать Галкины промахи в одежде.

– Ох, и в кого ты пошла? – и такое мурлычущее удовольствие в голосе.

Галка посмотрит в зеркало, но у мамы, пристально следящей за модой и имеющей хороший вкус, в жизни не спросит: «А как нужно?» А сама тетя Инна не подскажет, нет. И не пошьет – она шила только заказчикам. А уж ее отношение к Галкиной болячке вообще не поддается никакому объяснению. Спина у Гали болит с рождения, она родовыми путями шла неправильно, или правильно, а акушерка крутнула не туда, и получился какой-то сдвиг в крестце, и назвали это дефектом суставной сумки четвертого крестцового позвонка. Лена запомнила этот длинный диагноз с того момента, как Галка, снимая в школьной раздевалке сапог, ойкнула, грохнулась на пол и встала только после обезболивающего укола, сделанного врачом скорой помощи. Лена не отходила от нее, гладила то по голове, то по плечам и плакала: подруга была вся малиновая от боли. Врачи тогда сказали, что жить ей с этим диагнозом до последнего вздоха. И если она хочет ходить, а не лежать, то три раза в неделю в любую погоду и при любом настроении – марш в спортклуб. И вот это раздражало тетю Инну. Раздражало до такой степени, что однажды она беспрекословно заявила: мол, хватит бегать в спортклуб, возраст и болячки все равно свое возьмут. Ты уже взрослая женщина, надо домом больше заниматься, а то только и знаешь – на тренировки бегать! Нет, совсем не посещение клуба раздражало тетю Инну, а то, что вот такой образ жизни не только лечил Галкину спину, а и характер закалял. И после той истории с перебором команд тетя Инна затаила на Галку глубокую обиду. Ладно, Бог ей судья.