Зеркало, зеркало - Бетси Фюрстенберг Страница 56

Наступила мертвая тишина.

— Но при чем тут Майкл Хиллфорд?

— Я хотела выйти замуж.

— Но ты же еще девочка! Тебе следует ходить на танцы, встречаться с людьми… Прежде чем связать себя узами брака, следовало насладиться свободой и беззаботностью. К чему такая спешка, cara?

На этот раз молчание было не только неловким, но и взрывоопасным. Пауза затянулась, и Карло прервал ее, решив смириться с тем, что американец подмешал свою кровь к крови клана Нордонья.

— Ты так поступила явно не назло мне, ибо выбрала в мужья прекрасного человека из хорошей семьи. Против него я не стал бы возражать. — Он взглянул на ее волосы, сияющие в лучах солнца. — Прости, Франческа, но я не в силах поверить, что ты вышла за Майкла, одержимая такой же страстью, какую якобы питала к Уэстману. Невозможно на протяжении нескольких недель сменить одно безрассудное увлечение на другое.

— Оставь меня в покое, папа. Ты и так задал слишком много вопросов.

Франческа обхватила себя руками за талию, и этот импульсивный жест подтвердил подозрения Карло.

Он запретил себе поддаваться эмоциям и вспоминать о сцене в бывшей детской, но гнев захлестнул его так, что у Карло задрожали руки, а голова заболела еще сильнее, чем прежде. Голос графа звучал напряженно:

— Ты вышла за Майкла Хиллфорда, потому что тебе нужен отец для ублюдка Уэстмана. — Лицо Франчески исказила боль. — Ты спала с ним в моем доме, за моей спиной!

— Лицемер! — воскликнула Франческа. — Думаешь, я не знала о тебе и твоей «ассистентке»? Или у Антонии больше прав иметь любовника, чем у меня?

— Франческа, ты моя единственная дочь, а поэтому должна выйти замуж за достойного человека и произвести на свет прекрасного наследника рода Нордонья. Тебе следует быть примером для других.

— Примером?! А знаешь, с кого брала пример я? С тебя самого! Ты тайком спал с Антонией, и я не видела, почему бы мне не делать то же самое с Джеком. Ну и что? Я вышла замуж удачно и собираюсь произвести на свет наследника. Ты должен мной гордиться, папа, я — истинная Нордонья!

— Ты — Ингрэм до мозга костей, как твоя мать, поэтому думаешь лишь о том, как бы воплотить в жизнь свои эротические фантазии…

— Не пытайся обвинять маму в моих грехах! Да, я уже не прежняя покорная, бессловесная девчонка. Но спроси себя почему. Всем, что во мне есть, я обязана тебе.

Франческа повернулась и пошла к дому, оставив отца в саду. Карло, потрясенный до глубины души, пошатываясь, добрел до бунгало и упал в кресло.

Кончится ли когда-нибудь этот позор?

Несмываемое пятно появилось на имени Нордонья, когда расползлись слухи о похождениях Сюзанны. А после смерти Сибиллы к нему прибавились новые пятна. Граф объявил прессе, что это сердечный приступ. Одному Богу известно, сколько взяток раздал он тогда правительственным чиновникам, сколько лгал друзьям и знакомым. Почти все качали головами, выражали сочувствие, а потом за его спиной — Карло не сомневался в этом — обменивались догадками о том, что произошло в действительности.

Сорное зерно упало в почву, проросло, созрело и принесло плоды. Оно воплотилось в дочери, и ее роман с американцем стал достоянием бульварной прессы. Карло подозревал, что все в Венеции знали, чем она занималась. Все, кроме родного отца. А теперь кем-то — без сомнения, леди Хиллфорд — разосланы сообщения о свадьбе Франчески во все крупные газеты Европы и Северной Америки. Легко вообразить, как будут усмехаться в Италии, когда графиня Нордонья родит на свет ребенка через шесть, а то и через пять месяцев после венчания! Разумеется, леди Джейн позаботится, чтобы об этом узнали все. Ни одна живая душа в Италии не усомнится, кто отец этого младенца! Карло предстоит подмазать чиновников, регистрирующих в Нассау новорожденных, и немедленно остановить леди Джейн.

Черт бы ее побрал! Она так же безумна, как тринадцать лет назад, в ту ночь, когда Карло позвонил ей из Венеции. Тогда леди Джейн заявила, что не остановится до тех пор, пока не лишит его того же, чего лишил ее он. Жизнь за жизнь. Дочь за дочь.

При воспоминании об этой угрозе гнев Карло сменился леденящим душу страхом. Он вдруг понял: Джейн Хиллфорд, одержимая манией, осуществит свою угрозу, и его охватила паника.

Граф с трудом поднялся. Зря он позволил Франческе уйти. Ей опасно ходить одной по окрестностям. Необходимо предупредить дочь, предостеречь Майкла, удалить леди Джейн. Нельзя терять ни минуты!

Пошатываясь, Карло дошел до двери и направился к особняку. Граф был уже возле двери, когда у него потемнело в глазах. Выкрикнув имя Франчески, он рухнул на землю.

С тех пор как с Карло случился удар, прошло три недели. Теперь он уже дышал без помощи аппарата для вентиляции легких. Иногда граф на несколько минут приходил в сознание, но не мог ни говорить, ни двигаться. Врачи считали, что у Карло Нордоньи сильная воля и при хорошем уходе у него частично восстановятся двигательные функции. Им заинтересовался доктор Эдуард Патинэ — блестящий хирург-косметолог, основатель клиники. Он проводил с графом все время, свободное от других пациентов, и проявлял исключительную доброту к Франческе.

В первый раз он обратил на нее внимание в солярии, куда молодая женщина выходила в перерывах между дежурствами у постели отца. На врача произвела впечатление удивительная доброжелательность Франчески к больным, и он попросил ее заходить в палату, где лежали дети, пострадавшие от ожогов. Они особенно нуждались в утешении и участии. Франческа с радостью согласилась, обрадовавшись возможности принести пользу.

Как-то днем Патинэ увидел, что она молча смотрит на неподвижного отца.

— Поговорите с ним, — посоветовал врач.

— Думаете, он услышит?

— Не знаю, но это не повредит. Если вы будете сидеть тут с печальным и виноватым видом, он точно не услышит вас.

— Виноватым? — Ее поразило, что врач употребил именно это слово. Патинэ погладил ее по голове так, словно успокаивал ребенка, хотя ему самому было немногим больше тридцати.

— Да, Франческа, вы чувствуете себя виноватой, как, впрочем, и все, с чьими родителями случается удар. — Эдуард присел у кровати Карло. — В подобных обстоятельствах мы оглядываемся назад, вспоминая, что сказали или сделали, и говорим себе: «Ах, если бы я тогда сдержался!» или «Если бы я тогда поступил, как он хотел, этого бы не произошло». Но мы, разумеется, заблуждаемся. Поймите, Франческа, не в нашей власти вызвать что-нибудь подобное.

Она взглянула в добрые серые глаза и осознала, что врач говорит правду, а не просто пытается избавить ее от угрызений совести.

— Я верю вам, доктор, но понимаете, в день, когда это случилось, я…

Патинэ жестом остановил ее:

— Меня зовут Эдуард. Не надо рассказывать мне о тех ужасных поступках, которые, по вашему мнению, вы совершили. Что бы вы ни сделали, не ваше поведение стало причиной болезни графа. Вы не виноваты, Франческа. Я читал его медицинскую карту. Ваш отец давно страдал гипертонией. Будь вы даже образцовой дочерью, с ним все равно мог случиться удар, понимаете, Франческа?