Светоч - Лариса Шубникова Страница 55

– Стой, дура! Куда?! – Божетех орал, пугая народец. – Опричь меня будь! Где рыжая?!

– Тут я! – кричала Белянка, распихивая локтями людей. – Куда ломитесь, заполошные?!

– Здесь, – Исаак встал рядом с Владой, прислонился плечом, будто подпоркой стал.

– У столба Сварожьего встанем, – волхв посохом ударил в землю. – То наша забота. Влада, силу в меня лей! Рыжуха, кричи дурниной! А ты, болтун византийский, стой за нами и молчи, как воды в рот набрал! Поможем дружине выстоять!

И пошли, и встали, и исполнили то, что наказал Божетех. Влада едва на ногах стояла, силу лила, Белянка ругалась ругательски, а с того волхв едва не ухмылялся: уж больно крепко рыжуха сквернословила. А Исаак обнял ведунью за плечи, не давал рухнуть оземь.

Стрелы летели, падали опричь подраненными птахами, огонь на них искрил и затухал. Владка без всякого страха творила волшбу, и думала только об одном – о Глебе! Звала, сокрушалась и тянулась мыслью к нему.

Меж тем крики ратных послышались совсем близко, скрежет железа и звон мечный оглушили ведунью.

– Стоим! – кричал Божетех, яростно посохом размахивал. – Идет! Подмога идет!

Влада оглянулась, увидела дружинных, что рубили ворога, крушила и резали. Да и сами падали под ударами крепких варяжьих топоров. Меж других приметила ведунья князя: кровь текла по руке, пятнала багрянцем рукав дорогой рубахи. Меч держал крепко, не метался, рубил здорового северянина, удерживал, не давал ступить на вечевую стогну.

Пришлось силой тянуться к князю, полнить руки его мощью, делать глаза зоркими, а сердце – бесстрашным.

– Ладьи! Глеб ведет! – раздался вопль с края стогны! – Ломи варяжье племя!!

Вой одноглазый поднял меч, с которого капала на землю кровь алая, и бросился крушить! Влетел в толпу ратных, взмахнул клинком и снес голову седого варяга!

И оттеснили, откинули грозного ворога! И уж потом клич Перунов зазвучал, оглушил, но и обрадовал!

– Новогра-а-а-а-а-д! – неслось от берега Волхова. – Дави!

Варяги сгрудились, плечми сомкнулись и отступали. А уж за их спинами показались вои – доспехи блескучие, мечи долгие. И налетели Перуновыми соколами, смяли и прижали к высокому заборолу княжьего подворья.

Высоченный варяг принялся выкрикивать, звать подмоги: надсаживал глотку, потрясал топором огромным.

– Свенельд! – Голос Глеба пронесся над стогной громом. – Забудь! Нет твоих ладей, а все твои вои уж рыб кормят! А ты, тварь косматая, сей миг ответишь мне за отнятые жизни! – и потом уж воям, что притихли, внимая Чермному: – Вкруг!

И варяги, и новоградцы опустили мечи, встали разошлись в стороны. Посередь круга остался только воевода Новоградский и Свенельд Зубастый.

– Твою голову насажу на кол! Пусть видит Один мою добычу! – прокричал Свенельд и пошел на Глеба.

Влада дышать забыла! Одна мысль билась в голове – сберечь Чермного! С того и потянулась силой к воеводе, обняла даром, как птица крылами распахнутыми! А тот почуял, отыскал в толпе ведунью, вздохнул легче и подмигнул.

Не сдержалась, улыбнулась в ответ, будто осветила отрадой вечевую стогну. Глеб отвернулся и уж более не оглядывался, смотрел только на грозного ворога.

Мелькнули в полуденном солнце меч и топор, высекли искры, зазвенели последней песней. Кружили коршунами друг возле друга, не давали слабины, секлись насмерть!

– Лада Пресветлая, сбереги. Взамен проси, чего хочешь. Все отдам, – шептала Влада, требу клала.

– Сдюжит, – Божетех положил тяжелую ладонь на плечо ведунички. – Шепчи, шепчи, сердешная. О силах не думай, волью, не поскуплюсь.

– Красавица, не бойся. Смертью не несет от воеводы, – шептал Исаак, стоя за спиной Влады. – Зубастый сгинет. Гляди!!

А Влада уж и не слушала, смотрела во все глаза на Глеба. Тот будто в плечах раздался, спины не гнул, без опаски пошел на ворога: вскинул меч, опаленный в Перуновом огне и рассек клинком знойный воздух.

Свенельд замер, а уж потом голову склонил. Влада смотрела, не разумея, с чего вдруг варяг принялся поклоны бить, только потом поняла – то не поклон, то голова с плеч падает: повисла на лоскуте кожи, а малое время спустя, упала в пыль.

– Глеб!! – заверещала рыжая. – Спаситель ты наш!! – и первой кинулась к Чермному.

За ней потянулся народ, что остался смотреть стык. Загомонили, зашумели! Дружинные принялись пинать оставшихся на ногах варягов, сгонять к краю стогны, в кольцо брать. Те огрызались, накидывались, и тут же гибли под мечами. Иные безропотно вставали вдоль заборола, ждали своей участи.

Замерла Влада, смотрела вперед себя, все понять не могла, что все закончилось. Потом уж почуяла, что за спиной Глеб:

– Жива… – выдохнул. – Иным разом не оставлю. И от себя более не отпущу. Слышишь ли? Седой весь стал, пока до Новограда шел, и все через тебя, окаянная. Цела ли? Не обидел ли кто?

Владка обернулась, заглянула в глаза дорогие, хотела на шею кинуться, но на крыльцо взошел подраненный Нежата и руку здоровую поднял:

– Новоградцы, сдюжили мы! Милостью богов и силой воев наших! – обернулся на Глеба: – Благо тебе, воевода. Вовремя подоспел!

Кричали все: радостью окатило! Сей миг будто единым сердцем бились многие, славили победу! Все потом, все: и тризны погибшим, и плачь по ушедшим от мора, и потерянным близким, и родичам. А ныне слава живи и ее продолжению для тех, кто остался в Яви.

– Дружина! – Глеб понял меч высоко. – По улицам ступайте! Кого из варягов сыщете, не жалейте! Осьма, к ладьям, скажи Вадиму, пусть стоят у причалов! Конных пошли до протоки, варяги завсегда схроном по одной ладье встают. Рот не разевать, по сторонам глядеть!

И потекла по улицам дымящего городища река ратных. Злые и крепкие мужики шли мстить! Ничего не упустили, никому не дали уйти. Порезали, обезглавили, а тулова мертвые снесли на подводы и в лес свезли. Кто был охотником, сам стал снедью для зверья дикого.

Владка ходила за Божетехом по домам, искала подраненных, обожженных. Облегчала боль, сколь могла, помогала и утешала. Исаак с рыжухой собрали детей малолетних, кормили кашей из большого горшка. А потом уж и родичей выискивали, пристраивали сироток в дома. Никто не отказал ни в крове, ни в еде. А как иначе? Беда общая, слезы поровну, а стало быть, и любой ребятенок – твой.

– Курёха, ведь высушишь себя, – уговаривал Божетех. – В дом ступай немедля. На лавку и спать! Без тебя справятся. Дожал Чермный ворога. Нет варягов в городище, ходи не опасайся. Ступай, Влада. Да иди неторопко, упадешь так и не поднимешься. Исаака бы с тобой послал, так он за рыжухой мечется.

– Пойду, дяденька, – ведунья едва шептала от усталости: колени подгибались, глаза сами собой закрывались. – Ты и сам пойди в дом ведь третий день на ногах.

– Приду, – вздохнул волхв, утер грязным рукавом потный лоб.