Я люблю Капри - Белинда Джонс Страница 53

— Клео?

— Да?

— Это моя драгоценная, ненагляднейшая, гениально стряпающая сожительница?

— Ким, а Ким, ты, случаем, не пьяна?

— Угу, — подтверждаю я.

— Умница!

— Я не просто пьяна, я накушалась граппы! — кричу я.

Это что?

— Это такая водка. Привезу домой целый чемодан. Они ее гонят из винограда и…

— Ким!

— Что?

— Ты пьяна и не плачешь. Это может значить только одно!

Я закрываю трубку рукой и тихо шепчу:

— Я сегодня ночую в тайном любовном гнездышке Гарбо с Люка!

— О боже мой! — взвивается Клео. Я визжу в ответ.

— Как это случилось?

— Это судьба, Клео! Как ты думаешь, можно считать это неверностью, если он меня первую полюбил? Еще до нее?..

— Ты о чем?

Времени рассказывать о встрече с Розой у меня нет, поэтому я перехожу к главному:

— Просто скажи, должна ли я…

— Вперед!

— Правда?

— Да, я об этом думала — помнишь там, у Ар- ко Натур ал е. Люка сказал тебе, что у него есть две причины просыпаться о утрам?

— Да…

— Это были магазин и Ринго. Не она. Ни слова о жене.

— Ну, я думаю, он не просыпается ради нее в буквальном смысле, потому что ее сейчас нет, — рассуждаю я.

— Может, они расстались на пробу — нужны они друг другу или нет?

— Думаешь? — Я оживляюсь — эта версия меня успокаивает.

— Возможно. А что ты имела в виду, когда сказала, что он полюбил тебя первую?

— Он возвращается из туалета, — шепчу я. — Мне пора!

— Ким, скажи!

— Пока-а, богиня домашнего кочерга!

— Очага!

— Рычага!

Я вешаю трубку и подхожу к Люка.

— Готова? — спрашивает он.

— Ага! — сияю я.

Мы выходим на улицу и видим, что дождь стих, небо прояснилось и воздух напоен свежестью.

— А теперь — вперед и вверх! — говорит Люка, оценивая взглядом дорогу, ведущую к Вилла Чим- броне.

Я набираю в легкие побольше воздуха и решительно шагаю вперед, но уже через несколько секунд мне кажется, что я бреду по колено в патоке Каждое движение требует неимоверных усилий

— Плетешься, как старуха! — дразнится Люка.

— Если бы! — смеюсь я. — Старушки в этих местах скачут по холмам, как горные козочки.

— Это верно, — признает Люка.

— У меня такое чувство, что если я выпрямлюсь, то просто упаду назад, — объясняю я, почему иду сгорбившись.

— Я тебе помогу, — говорит Люка и пристраивается сзади. Он упирается обеими ладонями мне в спину. — Ну, иди!

Я делаю шаг. Потом еще и еще. Вся тяжесть моего тела теперь приходится на Люка, так что мне остается только перебирать ногами. У меня за спиной — моторчик! Через несколько минут я проверяю, что будет, если я обопрусь ему на руки. Он покряхтывает от напряжения. Я иду уже почти горизонтально, и тогда Люка отпускает меня на мгновение, а потом подхватывает на руки. Заливисто хохоча, мы падаем на мостовую.

Когда мы успокаиваемся, до нас долетают тихие фортепианные аккорды.

— Вагнер, — узнает Люка.

— Concerto! — вспоминаю я и смотрю на часы. Десять вечера! Концерт начался час назад — мы еще можем захватить хвостик. Пошатываясь, я поднимаюсь на ноги и тащу за собой Люка. — Пойдем!

Мы спешим вверх по склону, поворачиваем за угол и, отдышавшись, на цыпочках входим во внутренний дворик. Лица зрителей повернуты к пианисту, их внимание полностью поглощено музыкой, так что мы прокрадываемся незамеченными.

— Не уверена, что смогу стоять прямо! — шепчу я, заметив, что все места заняты.

— Мы прислонимся к стене… — говорит Люка и берет меня за руку.

В течение всего ужина я чувствовала настойчивую необходимость дотронуться до него — он лишь слегка касался моей руки, когда тянулся за уксусом, а я уже наслаждалась этим ощущением. Сейчас я могу отыграться — стена неровная и грязная, поэтому Люка опирается о нее спиной, а меня подводит так, чтобы я прислонилась спиной к его груди. Я вспоминаю, как лежала у него на груди в Лазурном Гроте, только тогда я робела и все старалась воспарить над ним. На этот раз я расслабляюсь и откидываюсь на него полностью, наслаждаясь тем, как мне спокойно и легко оттого, что он меня обнимает. Теперь уже он мой ремень безопасности.

Музыка прекрасна. Я вслушиваюсь, и мое тело растворяется, остается только сердце, которое без опоры бьется в пространстве. Прелести этим звукам добавляет то обстоятельство, что часть своего «Парсифаля» Вагнер написал здесь, в Равелло. Когда мелодия становится грустной, я чувствую в сердце неимоверную тяжесть. Рука сама прижимается к груди, а в глазах вскипают слезы.

Я и забыла, как прекрасна может быть музыка. Не тебе выбирать, какие чувства она в тебе вызывает: когда она овладевает тобой — ты уже бессилен ей противостоять. От некоторых песен внутри все сжимается и переворачивается, они вызывают почти удушливое головокружение. «Молитва» в исполнении «Take That» всегда на меня так действует. И «Я — как птица» Нелли Фуртаго. Но самая убийственная — «Создатель звезд» от «Kids from the Fame». Честное слово! Если бы «Backstreet Boys» ее перепели, она бы меня просто прикончила.

У Клео более продвинутые музыкальные вкусы. У нее сносит крышу от «Желтого» — «Coldplay».

— Что это было? — Люка наклоняется ко мне — его лицо совсем рядом.

Я смотрю на него непонимающе.

— Ты что-то говорила про звезды. Я закрываю рот рукой.

— Скажи же, что я не пела! — умоляю я. Он улыбается.

Позор! Мы на классическом концерте, а я напеваю шлягер.

Люка ерошит мне волосы и кладет подбородок на плечо.

— Тебе не холодно? — спрашивает он.

— Нет. — Я устраиваюсь поуютнее в его довольно-таки горячих объятиях.