Бегом на шпильках - Анна Макстед Страница 53

Облегчившись сей великой мудростью (и бог его знает чем еще), она желает мне спокойной ночи и, — самое главное, — крепкого сна, так как недостаток сна считается одним из решающих факторов, вызвавших эпидемию тучности в Соединенных Штатах.

Скорее всего, это шутка, но из-за вероятности, что шутка может оказаться правдой, до утра не смыкаю глаз. Несмотря на ощущение, будто в ухо всю ночь вливали расплавленный свинец, с радостью вылезаю из постели с первой же надрывной трелью будильника. Прихожу к заключению, что возможность выбора — это, конечно, здорово (разве не в этом основная идея демократии?), но все-таки жироблокираторы — это для тех, у кого отсутствует сила воли. У меня же и без того полно проблем, чтобы еще подтирать за собой оранжевое дерьмо.

Сегодня я твердо собираюсь сдержать обещание, данное Бабс. Буду есть столько, сколько необходимо, чтобы сохранить волосы. Отсюда и заведенный будильник. Намеренно долго одеваюсь, отодвигая момент, когда придется садиться за стол. Выставляю тарелку, кружку для кофе, достаю из морозилки ломтик хлеба.

— Даже один кусочек настоящего тоста — и то лучше, чем эти твои прессованные хлебцы, — учила меня Бабс вчера. — Хлебец — это один сплошной воздух, и больше ничего.

Забавно, но ее фраза так и не смогла переубедить меня. Зато следующая, — «настоящий зерновой хлеб буквально ломится от необходимых волосам витаминов», — подстрекнула к решительным действиям. Тончайший слой масла. Тончайший слой «Мармайта». [42]Ем очень-очень медленно, — словно улитка со скрепленной проволокой челюстью, — но все-таки ем.

Все это время сердце исполняет бешеный «бибоп», а желудок в ужасе грозится отторгнуть все обратно. Жую. Жую. Жую. Жую. Сглатываю. Тост застревает в пересохшем горле, царапает пищевод. Запиваю водой, но боль не уходит. Мои слабые, бесполезные волосы. А как же другие женщины? Они ведь тоже сбрасывают вес, но у них волосы при этом почему-то не выпадают. Как это типично для меня! Даже на диету толком сесть не могу. Чувствую покалывание в глазах и тяжесть во всем теле. Пристально вглядываюсь в мутную грязь густого кофе. У этой заразы ведь еще и слабительный эффект. Пью, — и в этот момент на белую поверхность стола падает тонкий светлый волосок. Мне никуда сегодня не нужно. Так чего было вообще вылезать из постели? И тут я вдруг принимаюсь тянуть, рвать, дергать себя за волосы, задыхаясь в бессильной злобе.

Разжимаю кулаки и с отсутствующим видом проверяю трофеи. Одиннадцать волосков. О господи, Натали! Ножницы в ящике буфета, — так почему бы не обкромсать остатки? Несусь в ванную, к зеркалу: рассмотреть ущерб. Очень аккуратно приподнимаю, распределяю волосы по прядям, словно шимпанзе в поисках вшей. Щурюсь, чтобы не видеть отмеченное позором лицо, а потому нет ничего удивительного, что никаких пролысин я не замечаю.

— Гиббонша недоделанная, — говорю я своему отражению.

После чего влезаю на весы. Все по-прежнему. Стараюсь не улыбаться, но внутренне чувствую удовлетворение. Разглаживаю ладонями джемпер, брызгаю холодной водой на пылающие щеки, уничтожаю все улики борьбы с самой собой, — похоже, я вела себя как женщина, в ухо которой залетела пчела, — и иду к газетному киоску.

«Волосы, волосы, шикарные волосы», — думаю я, сжимая кулаки. Я все еще тяжело дышу, словно клаустрофобик, вдруг оказавшийся в глубокой, темной яме. По крайней мере, теперь я свободна от необходимости страдать в метро: от всех этих женщин с подпрыгивающими при ходьбе доказательствами действенности рекламы дорогих шампуней; скалящих зубы, словно ходячие посмертные маски, в самодовольном предвкушении жирных букетов, ждущих их в их кабинетах. (Хорошо дрессированные мужчины всегда посылают букеты в офис, — а как же иначе?) Мне необходимо срочно поговорить с Бабс: еще раз во всем удостовериться. Она вернется домой со смены где-то после 21:30.

Тост так и засел у меня внутри, будто кусок металла. Чувствую, как он тащит меня вперед: живот превратился в шар для боулинга. И чтобы скрыть эту выпуклость, приходится горбиться при ходьбе.

Покупаю «Телеграф», — Джульетта мрачно лыбится мне с первой полосы, — и новую авторучку. Около часа бесцельно слоняюсь вверх и вниз по Хай-стрит, пытаясь насладиться свободой ничегонеделанья, а затем понуро тащусь обратно домой. Ах, этот бессердечный почтальон, — он так и не принес мне мою почту. Рассуждаю, не позвонить ли в отдел сортировки корреспонденции, как вдруг раздается телефонный звонок.

— Натали? Это Франни.

Я аж подскакиваю на месте. Держу трубку так, словно это сгнивший банан: между большим и указательным пальцами, на безопасном расстоянии от уха.

— Франни, — хрипло каркаю я. — С Днем святого Валентина! Как жизнь? А откуда ты знаешь, что…

— Говорят, ты больше не работаешь в «Балетной компании». Неужели ушла по собственному желанию?

— Ну естественно!

— Я поражена. Не думала, что ты на такое способна.

Испытываю страшное желание хряпнуть головой о стенку: убедиться, что это не сон. Двусмысленный — да, язвительный — без сомнения, но неужели все-таки… комплимент?

— Итак, Натали. Что собираешься надеть на завтрашний ужин у Бабс и Сая?

Что?!

Да, неожиданная вспышка человечности оказалась недолгой. Во-первых, мои наряды Франни интересны не больше, чем албанской беженке. Во-вторых, любые расспросы о внешнем виде Франни считает унизительными для обеих сторон. И, наконец, в-третьих, Франни раньше вступит в клуб фанатов «Пляжа», [43]чем поинтересуется моим мнением.

Бабс с Саймоном устраивают вечеринку, а меня не пригласили! Мысли путаются в голове, словно стадо баранов. Франни просто спросила: кто еще придет? Или Бабс попросила Франни держать это в секрете? Бабс просто забыла пригласить меня? Или Саймон попросил ее не делать этого? Это потому, что Бабс неприязненно относится к Крису? И почему это меня, — проглотившую чертову пулю гордости и предложившую ее самодовольному братцу пожить в моей квартире, — вдруг вычеркнули из списка гостей? А он, интересно, приглашен? Неужели я обидела ее вчера? Как мне ответить на вопрос Франни, не выдавая секрета нашего с ней договора?

— Я… к сожалению, завтра вечером я не могу, очень много дел, так что меня не будет, — бормочу я.

— Ого! Так, значит, тебя не пригласили?

Скрежещу зубами. Особы вроде Франни чрезвычайно опасны: если у тебя есть слабое место, они тут же вычислят его и примутся терзать.

— Натали, а ты разве не знаешь, почему тебя не пригласили?

— Н-н-нет.

— Да потому, что ты ничего не ешь.

Мои губы слипаются от ужасного потрясения. Бабс… не могла же Бабс все рассказать Франни… или могла?