Вертикаль жизни. Книга 1. Победители и побежденные - Семен Малков Страница 51

Видно, такая перспектива дядю Диму не устраивала, он угрюмо уткнулся в свою тарелку, и ужин закончился в унылом молчании. Ссоры между ним и Стеллой, в основном из-за плохой еды, становились все чаще, и Тёма пришел к выводу, что их свадьба вряд ли состоится.

* * *

Зимняя сессия далась нелегко даже Тёме, а его друг Вася Назаров едва ее преодолел. Было много зачетов и экзаменов, и один пришлось пересдавать, так как он, привыкнув быть отличником, не мог примириться с полученной им четверкой. А Василий — тот вообще перешел во второй семестр с двумя «хвостами».

Но это нисколько не омрачило им настроения, так как война стремительно подходила к концу, и все уже предвкушали близкий крах немецкого фашизма и окончательную победу над Гитлером.

Советская армия успешно освобождала Восточную Европу, а ей навстречу с юга и запада быстро продвигались войска союзников. Позже выяснилось, что Сталин, Черчилль и Рузвельт заранее договорились о ее послевоенном разделе, определив сферы влияния и зоны оккупации на Ялтинской конференции, и теперь спешили реализовать эти соглашения. Фашистская Германия оказалась в тисках и из последних сил оборонялась, мобилизовав и бросив в бой даже «фолькштурм»: инвалидов, стариков и подростков. Но это была уже агония.

Судя по всему, правительство, уверенное в окончании войны, начало думать уже о мирном будущем. Об этом наглядно свидетельствовал состав студентов Московского авиационного института, совсем недавно вернувшегося из эвакуации. Если на старших курсах учились почти одни девушки, и хорошо, когда в группе был хоть один парень, то на первом все было наоборот. Так, Тёмина группа состояла сплошь из ребят, а девушек было всего трое: Вита Рябинина, Лариса Фельдман и Маша Бокова. Понятно, что отсутствие девушек на первом и парней на старших курсах флирту не способствовало. Студенты прилежно грызли гранит науки и занимались спортом.

Рябинину, очень серьезную и степенную и из-за этого казавшуюся старше своего возраста, сразу выбрали старостой группы. Под стать ей была и Лариса, которая оказалась мастером парашютного спорта, взрослее своих товарищей, и поэтому посматривала на них свысока. Одна лишь Машенька, белокурая и розовощекая, как ангелочек, была их ровесницей, за которой свободно можно было и приударить. Однако, воспитанная в строгих правилах, она быстро поставила на место всех «ходоков», и на курсе установилась спокойная деловая атмосфера.

Московский авиационный институт славился именитостью профессорско-преподавательского состава. Здесь читали лекции не только прославленные конструкторы самолетов, светила науки и корифеи воздухоплавания, но также многие авторы учебников по общеобразовательным предметам. Тёму поражало то, как интересно они преподносят свои, казалось бы сухие, науки. Особенной популярностью у студентов пользовались профессора математики Свешников и Гончаров. Они блестяще читали лекции и были оригинальны во всем: и внешне, и даже в личной жизни.

Свешников был видным мужчиной, похожим на киноартиста Николая Черкасова, но таким же долговязым и нескладным, как его Паганель в фильме «Дети капитана Гранта». Читая лекции, он непрерывно был в движении: бегал по аудитории, отчаянно жестикулируя, и если хотел почесать правое ухо, то почему-то делал это через голову левой рукой. Гончаров тоже был высок и строен, но очень рассеян и всегда небрежно одет. У него почему-то всегда на брюках одна штанина оказывалась короче другой, и иногда, начиная лекцию, он забывал, на чем остановился в прошлый раз. Профессора-оригиналы были друзьями, и столь близкими, что ходили студенческие байки о том, что профессора по рассеянности перепутали своих жен.

Довольно много хорошеньких девушек в МАИ попадалось лишь на экономическом факультете, и с ними можно было познакомиться на студенческих вечерах, которые регулярно устраивались в клубе института. Однако, несмотря на то, что у Тёмы отнюдь не угас интерес к прекрасному полу, полуголодное существование вкупе с напряженной учебой и активными занятиями спортом не способствовали амурным успехам, и в этот период не нашлось никого, кто потревожил бы его влюбчивое сердце.

* * *

Весной вернулся домой дядя Илья. Его разыскал-таки ставший уже инженером-майором НКВД Борис Наумов. Двигаясь вместе с наступающими войсками на Запад и строя укрепления там, где им приходилось переходить к обороне, он не переставал запрашивать все инстанции о пропавшем без вести брате. К запросам сотрудников компетентных органов повсюду относились с повышенным вниманием и в конце концов установили, что потерявший слух и память после тяжелой контузии старший лейтенант, которого безуспешно лечили в далеком алтайском госпитале, это — разыскиваемый Илья Ильич.

Чтобы убедиться, не произошла ли ошибка, Борис Ильич добился командировки в Барнаул за стройматериалами, и произошло чудо. Илюша узнал брата, и к нему вернулась память. Однако он по-прежнему почти ничего не слышал, и врачи настойчиво рекомендовали ему остаться в госпитале до полного излечения. Но старший брат на это не согласился, потребовав его направления в столичную клинику.

Илюше оформили инвалидность первой группы, и старший брат привез его в Москву. Однако энергичный инженер-майор на этом не остановился. Жить в Лосинке стало совсем плохо: старый барак совсем обветшал, крыша протекала, не было дров. И Борис Ильич, используя связи во всемогущем НКВД, сумел добиться, чтобы его брату, как инвалиду войны, дали в Москве комнату. Причем не где-нибудь на окраине, а в самом центре, в Кривоколенном переулке, куда и перевез его вместе с матерью.

Тёма прибежал повидаться с дядей-инвалидом, как только узнал об этом от Бориса Ильича, тот, не имея времени, сообщил ему все по телефону: он уже просрочил свою командировку и очень торопился.

До Кривоколенного от Покровки можно было пройти пешком минут за двадцать, а бегом еще быстрее. Переулок оправдывал свое название и на всем протяжении два раза сворачивал на девяносто градусов. Фасад дома, в котором теперь жили дядя Илья с бабой Адой, выходил на улицу Кирова, бывшую Мясницкую. Это была старая двухэтажная постройка, и в их квартиру с улицы вела отдельная дверь. Она состояла только из одной комнаты, но выше по лестнице была еще антресоль.

Илья Ильич узнал Тёму сразу. Он уже немного окреп и что-то мастерил за верстаком у себя на антресоли. Одним ухом дядя немного слышал. Увидев племянника, радостно заулыбался и крепко обнял.

— Ну и большой ты стал, Тёмка! — сказал он, отстраняясь и оглядывая его с ног до головы. — А я, по правде сказать, и не чаял живым вернуться.

— Да не очень-то уцелел, раз оглох и память отшибло, — покачал головой Тёма.

— Ты говори мне в это ухо да погромче, — попросил его Илья Ильич. — А то я не слышу. Лишь догадываюсь по губам.

…Весна наступила в обстановке всеобщей эйфории от побед. Фашистскую гадину добивали. Союзнические войска соединились на Эльбе. Уже германские города и столица гитлеровского рейха лежали в руинах, сам бесноватый фюрер был загнан в бункер, и наконец победоносная советская армия взяла Берлин и водрузила Красное знамя Победы над рейхстагом. Германия безоговорочно капитулировала!