Вертикаль жизни. Книга 1. Победители и побежденные - Семен Малков Страница 50

— Знаешь, Тёмка, пожалуй, я куплю для мамы красивое платье, — мечтательно произнес Василий, пересчитав деньги, которые каждому из них вручил торговец картошкой за то, что помогли перевезти товар с пригородного вокзала на Центральный рынок. — У нее день рождения, а надеть нечего. Она все с себя продала, когда голодали.

— Ты бы лучше галоши себе купил на ботинки. Они же у тебя каши просят, — посоветовал Тёма. — Вон как носом шмыгаешь, заболеть можешь! Ну зачем ей сейчас нарядное платье? Подари духи или цветы.

— Нет, это не то! — тряхнул головой Василий. — Мама обносилась, и новое платье ее порадует. А потом, представляешь: вдруг вернется отец? — снова помечтал он. — Как же она покажется ему в таком виде?

* * *

В то время на московских базарах было полно воров и всяческого жулья. Вовсю орудовали карманники. Заманивали в укромные места, отнимая товар и деньги. Надували простаков «наперсточники» и шулера. Сбывали краденое всякого рода подонки. На одного из них и нарвался Василий.

Они уже больше часа топтались на рынке и два раза прошли все ряды. Товаров с рук продавалось много, выбор платьев был большой, но друг все еще не мог решить, что ему больше нравится.

— Тут все больше шерстяные и полотняные, — объяснил Васька, — а мама любит шелковые.

— Так ведь их здесь много. Неужто ни одно не нравится? — удивился Тёма. — Ну вот хотя бы то, — кивнул на старуху с платьем в руках, — темно-зеленое.

— Мама не любит однотонные, — мотнул головой Васька. — Ей больше по душе цветастые.

— А как ты определишь размер? — спросил Тёма. — Вдруг не подойдет?

— Это не страшно, лишь бы не был мал. Она хорошо шьет, — ответил Василий. — У нее сорок восьмой, но можно взять и побольше.

Наконец он все же выбрал то, что хотел.

— Этому платью цены нет. Заграничное! У Народной артистки куплено, — рьяно нахваливал свой товар хромой небритый мужик.

Тогда в городе укрывалось много дезертиров и бежавших из мест заключения уголовников. В то время, когда армия добивала врага, охране порядка в столице не уделялось должного внимания, и, пользуясь этим, преступники обнаглели. Совершали дерзкие налеты на склады, магазины, квартиры и прохожих. Грабили и убивали. Особенно наводила на обывателя ужас одна из наиболее жестоких банд, называвшая себя «Черная кошка». Она орудовала по, всему городу, и мало того, что безжалостно обчистила квартиры у многих известных и заслуженных людей, оставляя за собой трупы, но вдобавок бандиты нагло насмехались над милицией, рисуя в местах своих преступлений «фирменный знак» в виде ощерившегося кота.

Василий долго торговался с жуликоватым продавцом, дважды делая вид, что уходит, и возвращаясь. Но тот держался стойко и всякий раз, не выпуская из рук платья, нещадно комкал и тряс им перед его глазами, чтобы доказать высокое качество товара.

— Такого шелка у нас не производят, — утверждал он, с силой дергая ткань. — Ты посмотри какой прочный!

— Нет у меня столько денег, — честно признался Василий. — Вон, другие куда меньше тебя просят. Если б мне не хотелось порадовать мать, давно бы ушел!

Поняв, что парень не врет и ничего больше из него не вытянешь, хитрован принял сочувственный вид и с фальшивым вздохом, еще больше скомкав платье, протянул его Василию.

— На, держи! Твоя взяла. Раз для матушки, так и быть — отдам его за полцены.

Обрадованный Василий, зажав платье подмышкой, быстро отсчитал ему деньги, продавец услужливо завернул покупку в газету, и друзья с облегчением быстрым шагом направились восвояси, боясь как бы тот не передумал. Но когда они дома на Покровке развернули газету, достали из нее платье и стали любоваться покупкой, то ахнули, обнаружив на одном из рукавов зияющую дыру. Как они ее не заметили, было поразительно! Однако, немного погоревав, друг Тёмы успокоился.

— А ты знаешь, это даже лучше, что оно рваное, — неожиданно заявил он.

— Почему это? — не понял Тёма.

— Платье-то хорошее, и мамке велико. Все равно ведь будет перешивать, — объяснил Василий. — А так она даже расстроилась бы, что я потратил столько денег. Теперь совру ей, что купил по дешевке.

Незадолго до начала экзаменов, когда Тёма уже сдавал зачеты, в квартире на Покровке появился младший брат отца дядя Дима. То ли он и правда втихаря женился, то ли на время сошелся со своей девушкой, но пришел с ней вместе, и не просто так, а поселиться в пустующей комнате соседки Вассы. Оказывается, Дмитрий Ильич уже заходил в отсутствие племянника и обо всем договорился с Дуняшей, которой хозяйка комнаты оставила ключи и разрешила пустить туда жильцов. Девушка была длинноносой, черной, как галка, с усиками над верхней губой. Рядом с его светловолосым и голубоглазым дядей она казалась некрасивой.

— А это — мой племянник, о котором я тебе говорил, — сказал дядя Дима. — Знакомься, Тёма! Стелла будет здесь жить со мной и скоро станет нашей родственницей.

— Мама говорила, что ты обещал часто заходить, — высказал ему недовольство племянник. — Куда же ты запропастился?

— Недосуг было. Сам ведь знаешь, что добрыми намерениями дорога в ад вымощена, — отшутился Дмитрий Ильич. — Когда сам женишься, то поймешь, что на другие дела времени не остается.

— Зато теперь я смогу выполнить поручение твоей мамы… Ты теперь вместе с нами будешь нормально питаться.

Молодые обосновались в каморке Вассы, и Тёма очень скоро убедился, что для радужных заявлений дяди Димы не было никаких оснований. Стелла оказалась большой лентяйкой и после бурных бессонных ночей утром не вставала даже для того, чтобы проводить своего возлюбленного. Готовила она получше старой Дуняши, но толку от этого было мало. И он, и его дядя уходили из дому, как говорится, не солоно хлебавши. А она целый день валялась, читая книжки, даже вечером не утруждая себя приготовить что-нибудь повкуснее.

— Много есть вредно, — вполне серьезно возражала Стелла в ответ на упреки Дмитрия Ильича. — А у тебя, милый, уже начинает расти животик.

— С чего это он будет расти, если вечно хожу полуголодным? — возмутился возлюбленный. — Если кормить не будешь, я же ноги протяну!

— А почему тогда мне хватает? Я ведь ем то же, что и ты. Нельзя быть таким обжорой!

— Это я-то обжора? — рассердился Дмитрий Ильич. — Ты слышишь, Тёма? Как, по-твоему, — можно нормально работать при таком питании?

Он недобро посмотрел на свою сожительницу:

— Еще бы тебе не хватало, когда целый день валяешься в постели!

— Ах так? По-твоему, я — бездельница? — глаза Стеллы наполнились слезами. — Разве я виновата, что не могу устроиться на работу по специальности?

— Но ведь не обязательно тебе быть библиотекарем. Могла бы поработать пока в жилищной конторе, — возразил Дмитрий Ильич. — Предлагали же.

— Вот как ты заговорил, — заплакала Стелла. — Скажи прямо, что я тебе надоела, и я вернусь к маме!