Властный зов страсти - Моника Маккарти Страница 51

В обмен на брак с Флорой Аргайл обещал Лахлану помочь получить назад замок и освободить брата из замка Блекнесс. С помощью Рори и его людей Лахлан мог бы самостоятельно отбить замок, но выручить Джона было бы гораздо труднее.

Вернувшись в замок, Лахлан немедленно созвал самых близких и преданных своих людей, но не для того, чтобы обсудить последствия нападения людей Гектора; он хотел поговорить о возможности освобождения Джона из королевской тюрьмы. Прежде это казалось невозможным, но с тех пор он получил любопытные вести.

Брата держали в Морской башне, названной так потому, что она помещалась на краю залива Ферт-оф-Форт. Хотя Джон содержался в специальных башенных апартаментах – привилегия, полагавшаяся только персонам благородной крови, – они охранялись ничуть не хуже остального замка.

Но если бы удалось переправить Джону веревку, возможно, он смог бы спуститься по ней из башни в ожидающую его лодку. Теперь Лахлану казалось, что этот план не столь уж безумен. Задача заключалась в том, каким образом передать ему эту веревку. В замке у него имелся свой человек, конюх, но он не мог пройти в башню мимо часовых незамеченным.

До последнего времени план Лахлана выглядел неосуществимым, но…

Но недавно Лахлан узнал, что время от времени узников навещает местный священник. Это было как раз то, что ему требовалось. Теперь его план сложился окончательно: в нем появилось недостающее звено. Его люди могли захватить священника и «одолжить на время» облачение святого отца. Потом один из них мог пройти в башню под видом священнослужителя и передать Джону веревку, пронесенную под одеждой, а с наступлением ночи Джон смог бы бежать.

Момент неожиданности мог сработать им на руку. Сэр Джеймс Сэндиленд, комендант замка, вряд ли ожидал дерзкой попытки освобождения узника: по вполне веским причинам немногие отважились бы на подобную рискованную акцию.

Оставалось решить, кто пойдет. Сначала Лахлан собирался сделать это сам, но его люди стали решительно возражать, и, как ни ненавистно ему было поручать это кому-то другому, он вынужден был признать, что они правы. Вождь не мог рисковать своей свободой: в случае неудачи клан остался бы незащищенным от набегов Гектора. Вместо него могли отправиться Аллан или Хью, один из старейших соратников Лахлана, которого легко можно было выдать за священника.

Лахлан рассчитал, что весть о попытке освобождения Джона не сразу достигнет ушей Аргайла и короля, но и в этом случае вся ответственность падала на него, так что Лахлан не пошел бы на этот риск, если бы не надеялся после договориться с Аргайлом.

Стоя спиной к двери и глядя в окно на темнеющее море, Лахлан услышал стук в дверь и решил, что это пришла Мораг.

– Принеси мне еще эля и можешь быть свободна, – не оборачиваясь, произнес он.

– Еще не женат, а уже отдаешь мне распоряжения? Надеюсь, это не предвестье неприятностей, грозящих впредь послушной жене?

При звуке знакомого голоса горец напрягся. Что, черт возьми, она задумала? Неужели пришла терзать его?

– Что ты здесь делаешь? – Его голос прозвучал резче, чем он хотел. – Сейчас тебе следует быть в постели.

Флора сделала шаг к нему, и огонь камина осветил ее роскошную фигуру так, что он мог видеть…

Сердце Лахлана остановилось, все вокруг будто замерло и умолкло.

Боже помоги! Он видел ее всю, обнаженную под покровом из легкого шелка!

– Я не смогла уснуть, – просто сказала Флора. – Похоже, – она указана на полупустой кубок, – ты тоже не смог.

– И что же?

Флора продолжала приближаться к нему, соблазнительно покачивая бедрами, пока не оказалась прямо перед горцем. Она была так близко, что ее сладостный женственный аромат затопил все его чувства и вызвал в нем безумное желание.

– Полагаю, что это очевидно.

Лахлан попытался взять себя в руки, но все было бесполезно. Это случилось, черт возьми! Случилось!

Руки Флоры обвили его шею, и она прижалась к обнаженной груди Лахлана. Теперь все, о чем он мог думать, сосредоточилось в ней одной. Его чувства были настолько обострены, что он с трудом удержался, чтобы не застонать. Ну почему он не надел рубашку? У него болела рука, но не боль терзала его сейчас, а вынужденное воздержание.

– Мы поженимся уже через несколько дней, так не лучше ли пока немного подождать? – Лахлан старался говорить спокойно.

Между бровями Флоры обозначилась тонкая морщинка.

– Для оглашения потребуются две недели…

– Я написал твоему кузену о том, что мы обойдемся без оглашения.

Флора улыбнулась и крепче прижалась к нему, так что он ощутил ее соски.

– Не сомневаюсь, что брат и кузен очень хотят увидеть меня замужем и потому сделают все возможное, чтобы ускорить дело. Правда, боюсь, в последнее время я могла вызвать недовольство кузена.

– Думаю, для этого есть основания.

На губах Флоры заиграла шаловливая улыбка.

– Тут ты прав. – Она сморщила носик, что сделало ее лицо еще более прелестным. – Думаешь, возникнут проблемы, когда ты станешь добиваться их согласия?

Лахлан мгновенно уловил иронию ситуации – ведь все уже и так было решено.

– Я не ожидаю возражений ни с чьей стороны, – спокойно произнес он.

Флора кивнула, и ее руки заскользили по телу горца, как легчайшее перышко. Но где бы это перышко ни прикасалось к нему, оно оставляло на коже огненный след.

– Наверное, нам потребуется много времени, чтобы подготовиться к торжеству…

– Вовсе нет. Если бы это было возможно, мы поженились бы сегодня же, но придется сделать это в воскресенье.

Четыре дня. Четыре чертовых дня он еще мог вынести. Рука Флоры заскользила по животу Лахлана, и теперь он с трудом мог дышать.

– Скажи, ты любишь меня?

– Всем сердцем.

Глаза Флоры сверкнули.

– Тогда покажи как.

Будь все проклято, он это сделает. Такому вызову он не мог противиться.

Когда Лахлан смотрел на Флору, у него возникало чувство, будто он выиграл самый большой приз в королевстве – ее любовь. Она дала ему ощущение неуязвимости. Теперь он хотел сказать ей о своих чувствах, но не знал, с чего начать. Слова не были его стихией, а значит, оставался лишь один способ показать свою любовь.

Рука Лахлана скользнула за спину Флоры и легла на ее затылок. Ощутив тепло и тяжесть ее шелковистых волос, он жадно впился в ее губы поцелуем, в котором так долго себе отказывал. В этом поцелуе не было ни горечи, ни попытки подразнить, и на этот раз он овладевал ею с яростью и дикостью, ясно дававшими понять, какие страсти бушуют в нем. В этом были признаки воздержания, страха, бессилия что-либо изменить, и все это сливалось в одно – желание. Не прерывая поцелуя, Лахлан впитывал восхитительную нежность ее губ и кожи, изысканный аромат и сладостный вкус… Его поцелуй становился все требовательнее, а когда язык проник в ее медвяный рот, он почувствовал ответный нажим ее языка, и ответ был столь же откровенно плотским, как его поцелуй.