Скандальная связь - Дженет Маллани Страница 50

— Как пожелаете, сэр, — отвечаю я и наливаю ему чай в чистую чашку, потому что его собственный уже превратился в кашицу из размокшего хлеба.

— Да, брат, — говорит Амелия, потупив очи, — боюсь, я простудилась и не готова еще к путешествию. — Но спустя некоторое время она шепчет мне: — Софи, мне нужно вернуться в Лондон. Я не сбегу, клянусь, но я должна ехать. Вы можете мне помочь?

Единственное, чем я могу помочь ей в данный момент, пока ее брат не одобрит мою идею насчет того, чтобы стать покровительницей приличного театра и достать Амелии роль, — это продолжать учить ее музыке и некоторым приемам, которые понадобятся ей на сцене: как казаться выше или ниже своего роста на сцене, как загримироваться под старуху или юную девочку, как произносить реплики шепотом так, чтобы слышно было даже на галерке.

И я категорически отказываюсь говорить с ней о моей жизни в роли куртизанки — напрямую Амелия ни о чем не спрашивает, но я вижу, что она сгорает от любопытства. Я подчеркиваю, что была весьма посредственной актрисой, что мне не хватало рвения, да и работала над собой я недостаточно усердно, чтобы преуспеть на сцене. Я не говорю, что у меня не было и половины ее таланта, чтобы она не стала задирать нос и лениться.

Шарлотта и Шад очень добры ко мне. Они ведут себя так, словно я калека или престарелая тетушка, которую нужно баловать. Они заказывают изысканные кушанья, мороженое, водят меня во вращающуюся библиотеку, советуют мне начать купаться для поднятия настроения. Вода холодная, и я решительно не вижу, какую пользу мне может принести барахтанье в соленой воде в дурацком купальном костюме. Шарлотта настаивает, чтобы я продолжала, мол, распробую потом. Ей определенно купания пошли на пользу, они с Шадом постоянно бросают друг на друга томные взгляды и держатся за руки.

Наши хозяева, граф и графиня Бирсфорд, очень любят шумные развлечениями в такие вечера, когда веселье идет полным ходом, я пробираюсь на половину слуг. Там я узнаю, что у дворецкого Хоскинса прекрасный певческий голос, что третья горничная мнит себя беременной (на самом деле это не так — я подробно расспрашиваю ее), а мальчик, который приносит овощи и зелень, жаждет читать и писать.

Я договариваюсь с мистером Хоскинсом, чтобы он взялся его учить, и разжигаю аппетит малыша, читая ему вслух «Робинзона Крузо». Интересно, похож ли он на маленького Гарри? Тот, наверное, в детстве был таким же смышленым, честолюбивым и жадным до знаний.

Я не осмеливаюсь думать о будущем. Возможно, мне придется навестить джентльмена, который управляет моими вложениями, и подумать об «отставке»: я могла бы, например, поселиться в каком-нибудь крохотном домике и жить очень скромно. Но я сомневаюсь, что мне по карману будет жизнь в Лондоне, а в другом месте я себя просто не представляю.

Бывшая экстравагантная и дерзкая миссис Уоллес часто плачет и спит в детской. Каждое утро она просыпается от того, что малыши дергают ее за волосы и поднимают ей веки нежными, но настойчивыми пальчиками.

Ее нельзя назвать ни счастливой, ни несчастной. Но я понимаю, что так не может продолжаться вечно, и в конце концов прошу у Шада и Бирсфорда совета.

Гарри

— Сэр, там к вам пришел какой-то адвокат.

Я отрываюсь от гроссбухов, над которыми корплю всю неделю. К моей вящей радости, несмотря на ошибки в подсчетах и кошмарный почерк отца, гостиница по большей части работает в прибыль. Арифметика не в силах исцелить разбитое сердце, однако она помогает мне вновь поверить в некий вселенский порядок, где вещи оказываются именно тем, чем кажутся, и где при сложении чисел в столбик получается один и тот же результат, хоть сверху начинай, хоть снизу.

Джек, официант который принес вести, стоит, прислонившись к дверному косяку и скрестив ноги, однако живо выпрямляется, когда я перевожу на него взгляд. Я с удовольствием отмечаю, что салфетка на его руке чистая.

Так-так, адвокат. Это не предвещает ничего хорошего. У нас кто-то из гостей отравился? Задохнулся в нашей постели?

— По поручению лорда Шаддерли, — сообщает Джек.

Еще хуже. Неужели что-то пошло катастрофически не так со строительством, за которым я следил всего-то двадцать минут? Может, дворецкий и няня, которых я нанял для лорда Шада, взбесились?

Но тут в мой кабинет входит пухленький человечек с пожелтевшим от нюхательного табака носом. Он сияет улыбкой и протягивает мне руку:

— Ваш покорный слуга Джеффри Трелейз, сэр.

Младший сын одной из многочисленных ветвей знаменитого семейства, очевидно, довольно отдаленной ветви: этот человек ничем не похож на красивых, стройных членов семьи Трелейз, которых я видел. Я, как требует того вежливость, предлагаю ему что-нибудь выпить и отодвигаю гроссбухи в сторону.

— Ну так вот, — начинает Трелейз, — я слышал о вас, сэр, очень много хорошего. Лорд и леди Шад передавали сердечный привет. А я, собственно, здесь для того, чтобы обелить имя некоей леди.

Не знаю точно, что я чувствую: то ли облегчение, то ли еще большую тревогу.

— Полагаю, эту леди зовут Софи Уоллес?

— Мисс Софи Марсден, сэр.

Я думаю, а не выставить ли его сразу за дверь, и он видит, что я колеблюсь. Этот добродушный слуга закона может притворяться сущим дураком, но я уверен, что не стоит его недооценивать.

Он продолжает:

— Но что это я? Вот, сэр, письмо от графа Бирсфорда, в котором он представляет меня.

Письмо с печатью Бирсфорда действительно рекомендует мне его как семейного адвоката.

Я кладу письмо на стол и спрашиваю, почему он называет эту даму девичьим именем.

— Сэр, а вы прочтите вот это, — говорит он мне. — Это копии, но хорошего качества, заверенные. Их предоставил законный представитель нашей общей знакомой.

Он зажимает пальцем одну ноздрю и подмигивает мне.

Еще один эффектный жест — так фокусник достает из пустой шляпы голубей — и еще один документ ложится на мой стол. И еще один.

Трелейз встает.

— Сэр, пожалуйста, ознакомьтесь с этими документами, а я пока вас оставлю. Мечтаю посетить ваш бар: по слухам, у вас подают лучший пунш в городе.

Я провожаю его в бар и заказываю пунш — моя мама кидается варить его собственноручно, потому как считает, что лучший способ почтить память отца — это воспроизвести его колдовское варево. Я возвращаюсь в кабинет и берусь изучать документы.

Не знаю даже, чему верить. В руках я держу признание некоего мистера Бакла в том, что около десяти лет назад он сыграл роль викария на подстроенной свадьбе Софи Марсден и Руперта Уоллеса.

Значит, их брак недействителен. Она не замужем за ним! Вот что она пыталась мне сказать!

«Возможно, в пятнадцать лет, сбегая с этим человеком, я была дурой, но с тех пор я значительно поумнела».

А потом я просматриваю перечень инвестиций, смету доходов от маленького домика в захудалом районе Лондона, который снимает лекарь с семьей. Все зарегистрировано на имя Софи Марсден. Это состояние большим не назовешь, но и такого достаточно, чтобы авантюрист вроде капитана Уоллеса возжелал наложить на него руку. Леди не стремится перевести капитал в наличные, а снова вкладывает его в дело. Я понимаю ее тактику: она стремится обеспечить себе стабильный доход в будущем.