Вера, надежда, любовь - Вера Колочкова Страница 5

– Как – комнату снимает? У нее ж местная прописка есть, я сама видела, когда документы проверяла!

– Так она купила прописку у той самой генеральши, которую за свою бабушку выдает. Без прописки даже на швейную фабрику сейчас не устроишься, не то что в приличную фирму. А ей непременно надо в приличную, чтоб и шеф был приличный, и состояние у него соответствующее, и сам из себя ничего, не совсем дряхлый старичонка… Вот наш Арсений Львович, например, полностью всем параметрам соответствует.

– Ты что, хочешь сказать, что она на него глаз положила?

– Ну, вы даете… Все уже знают, одна вы на белом облаке сидите. Хотя правильно, вы ж подруга его жены… А жены о таких вещах узнают, как всегда, последними. Она и меня-то разводит только для того, чтобы шефа позлить, ревность вызвать. Все белыми нитками шито.

– А зачем ты, как лох последний, ведешься, если все понимаешь? Сидишь около нее целыми днями? Нравится она тебе, что ли?

– А она всем нравится. От нее одуряющий аромат стервозности идет. На мужиков действует, как валерьянка на котов.

– А ты бы на ней женился, Аркаша?

– Да на фиг я ей сдался, я ж параметрам не соответствую. У меня и фирмы своей пока нет…

Аркаша замолчал, понуро рассматривая пустое дно кружки. Маша тоже молчала, так и не притронувшись к своему кофе. Внутри у нее все окоченело от страха, даже горло сдавил сильный спазм, будто по нему провели чем-то холодным и шершавым. «Какая я слепая, боже мой… Опасность созрела прямо на моих глазах, а я ничего и не заметила. Он же месяц уже такой ходит. Хмурый и злой. Я думала, он просто устал…»

Она заставила себя встать, села за свой стол, задумалась. Да нет, не может быть… Аркаша просто влюбился в эту красивую девчонку, вот и мерещатся ему счастливые соперники. Арсений любит Инну, всегда любил. Она это точно знает. И давно уже к этому знанию привыкла. И приняла его в себя навсегда. Привыкла к своей бедной однобокой любви, приспособилась, смирилась… И вот на тебе! Нет, Алену ей уже не пережить…

Она сидела, тупо уставившись в бумаги, прислушиваясь к нарастающей пульсирующей боли в затылке, переживая сильнейшее, настоящее по глубине эмоций предательство по отношению к себе. Предательство, которого нет.

«Чего ты хочешь, мышь серая… – нашептывало ее собственное, поселившееся много лет назад и уже основательно в ней прижившееся унижение. – Насобачилась за столько лет прятать, скрывать свое чувство, греться своей однобокой мышиной любовью около чужого счастья. Привыкла она, видишь ли!»

Весь день она автоматически что-то делала, отвечала на звонки, подписывала, не глядя, какие-то бумаги, даже обедала, не понимая, что ест, и зачем вообще нужно есть, зачем улыбаться коллегам и что-то говорить, и зачем вообще жить… К концу дня, поднеся к уху телефонную трубку, не сразу узнала голос дочери:

– Какое еще платье, Варя! Я на работе, не мешай мне…

И тут же, словно опомнившись, быстро затараторила, гася Варькино готовое прорваться слезами возмущение:

– Ой, Варечка, конечно! Все, бегу-бегу! Ты где? Да, на скамье в том сквере… Знаю! Сиди там, я быстро! Я уже почти с тобой! Сейчас отпрошусь только!

Маша быстро дошла до приемной, целенаправленно двигаясь в кабинет Арсения. Отметила краем глаза пустующее Аленино кресло. Тихо открыла дверь и замерла на пороге.

Арсений стоял к ней спиной, нежно и крепко обнимая Алену, чуть раскачиваясь из стороны в сторону. Красивая головка девушки, прижатая его большой рукой, уютно устроилась между его плечом и шеей. В этом его раскачивании было что-то интимное, трогательное, будто он держал в руках любимого ребенка, которого надо успокоить, пошептать на ушко всякую всячину, подуть на ушибленное место…

Маша тихо закрыла дверь, медленно вернулась к себе. Внутри все ныло, и вовсе не белой завистью, а самой настоящей, черной, жгучей, едкой, как серная кислота. Она рассеянно огляделась, ища сумочку. Надо бежать.

Не попрощавшись с Аркашей, который удивленно на нее таращился, она выскочила на улицу, яростно махнула рукой, подзывая такси.

– Что-то случилось, мам? Все в порядке? – тревожно спросила Варька, когда она плюхнулась рядом с ней на скамью в сквере. – У тебя такое лицо…

– Все хорошо, Варюша, я просто устала. Ну, веди! Пойдем покупать тебе самое красивое платье!

Говорят, шопинг отвлекает женщину от любых проблем. Ерунда какая. Хотя… Глядя на счастливое Варькино возбуждение, она действительно отвлеклась. Потому что это было зрелище! Модельной походкой выходя из очередной примерочной, она так сияла глазами, требуя немедленного одобрения, что поневоле залюбуешься и начнешь от души одобрять, оценивать и советовать. Несмотря на то, что от мелькания пестрых тряпочек, поясков, бусиков и шарфиков давно уже кружится голова и рябит в глазах. Правда, советчица из нее получилась никудышная. Ей нравилось абсолютно все, что бы ни надела Варька. Дочка же, любимая! Та самая душенька, которая во всех нарядах хороша!

Да и как советовать, когда сама она в моде совсем не разбирается? То есть воспринимает одежду не как определяющий женскую суть фактор, а как некую жизненную необходимость, соответствующую случаю: в гардеробе надо иметь пару строгих костюмов для работы, выходное нарядное платье и комфортную спортивную одежду для прогулок и дачных уик-эндов. А остальное – зачем? Для мелких и суетных страданий? Как у той же Инны, например, которая, округлив от ужаса глаза, рассказывала ей о своем «позоре» – боже-боже мой, ее видели в общественных местах дважды в одном платье! Катастрофа общечеловеческая! В чем состоит этот самый позор, до нее ну никак не доходило, хоть убей. Да и действительно, что с нее возьмешь, с серой мыши? Хватает ей для жизненного комфорта обычной серой шкурки, а большего, видимо, и не дано понять… Не развито в ней чувство вкуса к одежде, не привито с детства ни мамой, ни бабушкой, сельскими учительницами, вырастившими ее в полном отсутствии в семье мужей и дедушек.

– Главные достоинства женщины – ее душа да умная голова, – говорила бабушка, наблюдая за Машей, подолгу разглядывающей свое отражение в зеркале, – кто душу разглядит, тот и счастлив будет! А все остальное, внученька, – так, мишура, сорочий обман…

– А вдруг мою душу никто не разглядит, бабушка? – пугалась Маша, надевая на школьный вечер свою обычную белую блузку со строгим воротничком и стягивая собранные на затылке волосы желтой аптекарской резинкой.

– Не бойся! Кому суждено – тот разглядит! А кто, как сорока, на блестящее падок, тому и душа твоя без надобности.

– А почему тогда мамину душевную красоту никто не разглядел?

– Не судьба, значит… И мамину не разглядели, и мою тоже…

– А кто мой отец, бабушка?

– Не знаю. Мне твоя матушка ничего тогда про него не сказала. Приехала на каникулы – уже беременная была, институт пришлось заочно оканчивать… Только потом призналась, что твой отец и не знает даже, что ты у него есть! Она сама так решила: если не смог полюбить – пусть и про ребенка не знает! Грех-то какой на человеке… Любила она его сильно, Машенька. По-моему, и до сих пор любит… А твою красоту обязательно разглядят, не сомневайся! Вон Семка Ильин – так и вьется вокруг! Сумеет разглядеть – счастлив будет, и тебе за его счастье воздастся, уж поверь мне…