Марусина любовь - Вера Колочкова

– Ой, ну посмотрите же на нее, девочки… Скажите – правда же, прелесть? – Ксения Львовна театрально всплеснула ручками и устремила призывный взор на двух молоденьких продавщиц, дежурно застывших перед ней.

– Д-да… Очень, очень хорошо… – неуверенно улыбнулась одна из девушек, глянув с сочувствием на Марусю.

А может, ей показалось, что с сочувствием. Может, девушка просто так улыбнулась, из профессиональной вежливости. Ей-то какая разница. Не ей же под венец идти в этом дурацком вычурном бело-кипенном платье…

Нет, само по себе платье, конечно, выглядело великолепно. Когда красовалось на стройном и правильно вытянутом по всем женским линиям манекене. Интересно, с кого только эти манекены лепят? Таких и фигур-то, скорее всего, в природе не существует. Раз-два и обчелся. Можно подумать, только им, этим фигурам, и положено замуж выходить. А остальным, кому природа такой радости не подарила, как быть? Терпеть над собой это вынужденное издевательство? И рассердиться никак нельзя – Ксения Львовна обидится…

Будущая свекровь приблизилась к Марусе легким кошачьим шагом, расправила большой белый цветок на лифе, потом снова отошла в сторону и, по-птичьи склонив голову набок, задумчиво проговорила:

– Да-да, вот это как раз хорошо… Вот это как раз то, что надо… Пройдись-ка немного, Маруся. И покрутись, покрутись… Вот так… Ах, прелесть какая!

«Фу-ты, леший тебя разбери, – ругнулась в который уже раз Маруся, неловко дефилируя перед Ксении Львовны взором. – Какая к чертям собачьим тут может быть прелесть? Где ты эту прелесть разглядела, интересно? Обрядили в тяжкий корсет, затянули веревочки на спине – дышать невозможно…»

Остановившись перед большим зеркалом, она робко подняла на себя глаза и невольно прижала ладошки к лицу, пытаясь остудить пылающие щеки. Еще немного – и в обморок бухнется. Вот уже два часа эта пытка длится и длится. Саму бы ее, Ксению Львовну, укатать в эти корсеты да заставить тягать через голову все это шуршащее и скользящее свадебное хозяйство… Хотя ей-то эти наряды больше бы подошли! Ну, не в смысле, чтоб под венец, конечно, а в смысле природной ее дамской элегантности. Наверняка она не скукожится в этих кринолинах да интимно шуршащих подъюбниках и шею при этом в голые плечи с перепугу не втянет. Для Ксении Львовны все эти платья более подходящие – слишком уж они по-барски шикарные. А она, Маруся, выглядит в них как пастушка, которую привезли с чистого поля забавы ради во дворец да заставили нарядиться во все господское. И впрямь смешно же! Руки у нее пухлые, розово-белые, грудь вон снизу корсетом угнетенная, выперла кверху смешными бугорками, и плечи все время спрятать хочется, прикрыть руками. И шею втянуть. А лицо так вообще… Лицо у нее – это песня особая. Непонятно какая. С таким лицом только частушки в деревенском хоре голосить. Круглое, в желтых ярких конопушках, с ямочками на щеках и подбородке. Как мама говорит – красоты нет, а милоты впрок на всю жизнь хватит. А только ей, Марусе, от этой милоты особой радости нет, наказание одно. Потому что никаких серьезных эмоций, кроме дурацкой умильной улыбочки, эта ее милота у людей и не вызывает. Ах, мол, веснушки, ах, щечки-ямочки…

Вот и Ксения Львовна, как в первый раз ее увидела, тоже руками всплеснула и принялась умиляться, всячески одобряя Никитин выбор. И свадьбу эту сама заторопила. Чего было ее торопить-то? Два месяца всего знакомы, сразу и замуж…

Вот правильно говорит подружка Ленка, что она, Маруся, конформистка хренова! Вот так прямо и говорит – хренова. Ленка – она такая. Как скажет, так хоть стой, хоть падай. Зачем, говорит, замуж торопишься? Мало ли что его маме понравилась… Что из того? Опять, что ль, всяким чуждым хотениям управлять собой позволяешь? А твои собственные принципы да желания где? Так на нее гневливо наехала, будто сотворила бедная Маруся что-то из ряда вон выходящее. А только никакого такого Ленкиного конформизма она в себе и не прочувствовала, если честно. Она ж не виновата, что у них с Никитой все получилось так лихо-скоропостижно… Хотя вот мама Марусина свою версию Ленкиному наезду выдвинула – завидует, мол, подруга по-черному. Сама увязла в бедном своем неказистом замужестве, и ей такой же судьбы желает. Так завидует, что не стоит Марусе ее и на свадьбу звать. Сглазит еще…

– Ну что, Марусь, берем? Хорошее платье, поверь мне. И зря ты так смущаешься, оно как раз все твои прелести очень выгодно подчеркивает! Сейчас еще фату прикинем, и все в порядке будет… Девочки, несите фату! – весело хлопнула ладонями Ксения Львовна в сторону продавщиц, и те порскнули разом куда-то в сторону и вскоре торжественно внесли на вытянутых руках дымчато-белую длинную вуаль.

«Сейчас взгромоздят мне это на голову, и я буду похожа на новогодний мешок с подарками…» – грустно подумала Маруся, обреченно подставляя голову под белое скользкое кипенье.

– Нет! Нет! Девочки, не надо! Снимайте! Это здесь, пожалуй, лишнее… – громко скомандовала будущая свекровь. – Я думаю, Марусь, платье без этого атрибута лучше будет смотреться… Ты как считаешь?

– Да. Пожалуй, я тоже так думаю, – памятуя про Ленкино обвинение в конформизме и потому слегка выдержав паузу, будто борясь с некими внутренними сомнениями, медленно проговорила Маруся. – Фата тут уже ни к чему…

– Ага. Ни к чему. Лучше прическу красивую сделать. С цветами. Я тут в одном журнале видела, потом тебе покажу… Давай-ка лучше пройдись еще! И спину распрями, попривыкай, вживись в образ… Ну, чего ты кислая такая? Устала?

– Нет, не устала… Волнуюсь, наверное…

– А ты не волнуйся! Помни, что ты – прелесть! Никита, когда тебя в этом платье увидит, просто с ума сойдет!

– Так вы будете это брать или еще примерим? – осторожно подступилась к ним вежливая продавщица.

– Да. Будем брать. Это, – не удостоив ее взглядом, ровно произнесла Ксения Львовна. И уже совсем другом тоном – родственным и посвойски задушевным – обратилась к Марусе: – Иди, милая, переодевайся…

«Вот же интересно – как это ей удается так своей интонацией командовать? – в который уже раз подивилась на будущую свекровь Маруся, резво направляясь в примерочную. – Так и хочется от ее ласкового голоска подпрыгнуть радостно, взвизгнуть и завертеться пудельком на задних лапках…»

– Да уж… Хлебнешь ты с такой свекровушкой… – хохотнула тихонько ей на ухо одна из девчонок, помогающих разобраться со сложными шнуровками-ленточками.

– Почему? – вскинула на нее удивленные голубые глаза Маруся. – Почему это я хлебну?

– Да потому что подомнет она тебя под себя как пить дать… Видно же! – тихо прошипела девчонка, стрельнув глазом в щелку плохо задернутых занавесей. – Про таких говорят: мягко стелет, да жестко спать… Жить-то вместе, наверное, будете?

– Ну да… Вместе…

– Да тихо ты, Маринка! – строго одернула товарку другая девчонка. – Кто тебя спрашивает-то? Вечно ты со своим языком… Хочешь место потерять, что ли?