Ангелы - Мэриан Кайз Страница 5

Донна? Они всегда хохочут, как ненормальные, и еще эта кличка Доктор Любовь… Я похолодела, вспомнив фразу из какой-то книги: прозвища точно отражают, к каким проделкам человек морально готов.

Я беззвучно вздохнула и безвозмездно выдала Донне оправдательный документ. Она – одна из моих лучших подруг. Я действительно не верю, что она могла бы так поступить со мной. Кроме того, по причинам, лучше известным ей самой, она без ума от зануды Робби. Хотя он был так себе, ни рыба ни мясо. Но одна вещь убедила меня окончательно и бесповоротно, что у Гарва с Донной ничего нет. Она рассказала ему про свою бородавку. На самом деле она даже разулась, сняла носок и махала голой ногой перед его носом, чтоб он оценил, какая здоровая у нее бородавка. Если вы питаете к кому-то страсть и намереваетесь завести с ним близкие отношения, то вряд ли вы станете демонстрировать ему бородавки. Вы будете оставаться женщиной-загадкой, при этом носить неудобные лифчики и брить ноги круглые сутки. Так мне говорили.

Может, моя подруга Шинед? Гарв всегда к ней хорошо относился. Но прошло всего три месяца с тех пор, как ее бойфренд Дэйв дал ей от ворот поворот. Она сейчас слишком ранима, чтобы заводить роман с мужем своей подруги, да в принципе и с любым свободным мужиком тоже. Хотя Гарву нравилась именно ее ранимость. Но разве у меня ее недостаточно? Зачем далеко ходить за разбитой посудой, если дома черепков целая куча?

Я поняла, что Гарв тоже не спит. Его выдало неестественно глубокое дыхание. Так что мы могли бы поговорить. Но вряд ли. Мы пытались месяцами. Я не слышала вдоха, который обычно предшествует монологу, потому вздрогнула, когда в черной пустоте раздался голос Гарва:

– Прости.

Прости. Самое худшее, что он мог сказать. Слово повисло в темноте и не исчезало. В голове снова и снова я слышала эхо. С каждым разом оно становилось все тише. А потом я уже думала, что мне оно кажется. Шли минуты. Я не ответила, повернулась к нему спиной и, к моему великому удивлению, заснула.

Утром мы проспали. У меня под ногтями запеклась кровь оттого, что я чесала руку. Экзема снова тут как тут. Придется спать в перчатках, если так и дальше пойдет. Но что будет дальше? И снова возникло ощущение, что я проваливаюсь в пустоту.

Я начала суетиться. Пошла в душ. Срочно выпила кофе. Гарв попытался остановить меня, когда я безостановочно сновала туда-сюда, и позвал:

– Мэгги!

Я аккуратно обошла его, стараясь не встречаться с ним глазами, и буркнула:

– Буду поздно!

И ушла, унося с собой это опустошающее ощущение, которое раздавило меня в четыре часа утра.

Хотя отношения с Гарвом я выяснять не стала, но на работу все-таки опоздала. И контракт не был у Френсис к девяти тридцати. Она вздохнула:

– Ах, Мэгги, Мэгги!

Это следовало понимать так: «Я не злюсь на тебя, я просто разочарована». Такое действует даже эффективнее ругани и выговоров. Сразу становится стыдно, чувствуешь себя дерьмом. Хотя я благодарна, что на меня не орут. Это не та реакция, которую ожидала увидеть Френсис.

Я была совершенно растеряна. Но при этом неестественно спокойна. Словно я ждала катастрофы, и когда она наконец произошла, то меня настигло чудовищное чувство облегчения. Поскольку я абсолютно не представляла, как вести себя в подобных обстоятельствах, то решила быть как все и с головой погрузилась в работу. Странно, не правда ли? После такого чудовищного шока я еще могу нормально работать? А потом я заметила, что все время по ошибке кликаю мышкой два раза, потому что у меня дрожит рука.

На пару секунд мне удалось отвлечься, заплутав в дебрях контракта. Но меня не отпускала мысль: «Все очень плохо». Конечно, за эти годы мы с Гарвом не раз скандалили, но даже после самых ужасных ссор я так себя не чувствовала. Самая неприятная стычка была довольно странной. Сначала разгорелся жаркий спор, какого цвета моя новая юбка, коричневая или темно-фиолетовая. Потом он перерос в холодную войну, в ходе которой стороны обменивались обвинениями в цветовой слепоте и в гиперчувствительности.

Гарв. Ну что плохого, если она коричневая?

Я. Всё! Но она не коричневая, она темно-фиолетовая, ты, тупой дальтоник!

Гарв. Слушай, но это же просто юбка. Я просто удивился, почему ты купила коричневую.

Я. Не покупала я коричневую! Она темно-фиолетовая.

Гарв. Ты слишком остро реагируешь.

Я. Вовсе нет. Я бы никогда не купила коричневую юбку. Ты что, не знал этого?

Тогда я думала, что никогда не прощу его. Но была не права. А в этот раз все иначе. Знаю это на все сто.

В обеденный перерыв я не нашла в себе сил, чтобы подумать о той горе работы, которую мне нужно срочно сделать. И пошла погулять по фешенебельной Грэфтон-стрит. Мне нужно было утешение. И оно приняло форму швыряния деньгами направо и налево. Безо всякого энтузиазма я приобрела себе ароматическую свечу и дешевую (сравнительно) сумочку – подделку под Гуччи. Но ни то, ни другое не заполнило вакуум внутри меня. Тогда я зашла в аптеку купить болеутоляющее для своих несчастных зубов. Тут же меня перехватила дама в белом халате и с оранжевым лицом. Она сообщила мне, что если я куплю два средства от Кларен, причем одно из них должно быть по уходу за кожей, то стану счастливой обладательнице бесплатного подарка. Я безразлично пожала плечами:

– Давайте.

Она не могла поверить своему счастью, что ей удается кому-то что-то втюхать, и предложила мне самое дорогое из всего ассортимента – сыворотку во флаконе сто миллилитров. И снова я дернула плечами:

– Хорошо.

Мне понравилось, как это звучит: «бесплатный подарок», от самой идеи веяло чем-то утешительным. Но, придя на работу, я открыла упаковку, и оказалось, что все не так замечательно, как на картинке. Тени для глаз какого-то странного цвета, мини-мини-мини-тюбик с тональным кремом, четыре капельки крема для век и бутылочка с наперсток с резкими духами. Я была ужасно разочарована, а потом на смену разочарованию пришло чувство вины, как неожиданное временное облегчение. Ощущение вины становилось все сильнее и ужаснее по мере того, как подходил к концу рабочий день. Мне нужно перестать сорить деньгами. Как только мне удалось смыться из офиса под благовидным предлогом, я побежала обратно на Грэфтон-стрит попробовать вернуть сумку. Всю эту фигню от Кларен я вернуть уже не могла, поскольку опробовала уже бесплатный подарок. Но денег мне за сумку не отдали, лишь выписали кредит-ноту, которая позволяет сделать другую покупку в их магазине на ту же сумму. Не успела я сесть в машину, как заприметила в витрине обувного магазина цветастенькие шлёпки. И вот я уже внутри. Отдаю кредитную карточку, чтоб с нее сняли еще тридцатник. Да, меня опасно выпускать на улицу.

В тот вечер я сделала то, чего обычно в офисе себе не позволяю. Я напилась. Даже можно сказать, нажралась. До такой степени, что, возвращаясь в очередной раз из туалета, я встретила Стюарта Китинга и набросилась на него. Он работал в соседнем отделе и всегда хорошо ко мне относился. До сих пор помню удивление на его лице, когда я повисла на нем. Потом мы целовались, но длилось этот пару секунд, а потом я отпрянула с мыслью: «Господи, что я делаю?»