Навсегда в твоем сердце - Эллисон Чейз

Лондон, 1838 год

Айви Садерленд бросила утренний выпуск «Таймс» на прилавок перед собой. Ее потрясенный взгляд скользнул по книгам, аккуратно расставленным на полках маленького магазинчика, принадлежащего ее семье, и вернулся к газете. Неужели там действительно это написано?

Айви снова потянула к себе газету и перечитала заголовок.

«БЕСЦЕННЫЕ БРИЛЛИАНТЫ ПОХИЩЕНЫ ИЗ БУКИНГЕМСКОГО ДВОРЦА».

Она пробежала глазами статью. «…Никаких следов и зацепок… королева расстроена…»

Негромкий стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Она закрыла магазин не более десяти минут назад, вскоре после того, как две ее сестры, помогавшие в магазине, уехали на премьеру новой пьесы. Айви заколебалась. После возвращения ее старшей сестры Лорел прошлой весной из Бата в жизни Садерлендов произошли существенные изменения. Новый муж Лорел, граф Барнсфорт, позаботился о том, чтобы три его свояченицы получили возможность наслаждаться такими доселе недоступными удовольствиями, как новые платья, театральные премьеры и огромное количество книг — больше, чем Айви могла надеяться прочитать.

Были и другие изменения, такие как появление пары слуг — Эддельсонов, — теперь живших в мансарде на третьем этаже. Мистер Эддельсон, имевший сломанный нос и шею, напоминавшую ствол старого дерева, по мнению Айви, походил на разбойника с большой дороги, а не на лакея из респектабельного дома или кучера, катающего сестер по городу в замечательном новеньком фаэтоне.

А потом наступило то утро — и было это не так давно, — когда Айви заметила миссис Эдцельсон, точившую кухонные ножи на заднем дворе. К ее немалому удивлению, женщина неожиданно украдкой оглянулась, а потом с силой метнула тяжелый нож для разделывания мяса, который пролетел через весь двор и вонзился на добрых два дюйма в кривой ствол березы, росшей в самом углу.

Айви не потребовалось много времени, чтобы прийти к выводу: меры предосторожности, принятые их зятем, являются следствием чего-то большего, чем простая осмотрительность. Во время путешествия Лорел в Бат произошло нечто, потребовавшее строгих мер безопасности. Ну, например, теперь в вечернее время им запрещалось открывать дверь незнакомцам.

Снова послышался стук, на этот раз более настойчивый, чем первый. Соскользнув со стула, Айви подошла к окну и осторожно выглянула через щель в неплотно задернутых шторах: у входа стояла карета с четверкой великолепных коней; на дверцах экипажа не было герба, по которому можно было легко узнать владельца, а простые ливреи трех лакеев никак не помогали идентифицировать их хозяина.

В общем, владельца экипажа не мог бы определить никто, кроме сестер Садерленд, которым уже приходилось видеть эту карету. Поэтому Айви поспешила к двери и, не раздумывая, повернула ключ.

Через порог переступил человек, с головы до пят одетый в черное.

— Скорее закрой дверь!

Как только Айви подчинилась, гостья откинула капюшон и протянула к Айви руки.

— Случилось ужасное!

— Я знаю! — Айви взглядом указала на газету. — Я только что прочитала.

— Да, но газетам, слава Богу, известно не все. Айви, пожалуйста, могу я на тебя рассчитывать? Мне очень нужна твоя помощь.

Айви заглянула в серьезные глаза, тревожно сверкавшие на миловидном личике девятнадцатилетней английской королевы, и улыбнулась:

— Я всегда к вашим услугам, ваше величество. Прошу вас, дорогая, пойдемте в гостиную, и вы мне все расскажете.

Наемный экипаж деловито подпрыгивал на ухабах сельской дороги к северу от Кембриджа. Внутри находилась единственная пассажирка — голодная и совершенно измотанная трехдневным путешествием из Лондона. Ее одолевали тревожные мысли относительно поспешного решения, которое привело ее сюда.

Леди Гвендолин де Берг совершила очень, очень дурной поступок и теперь ломала голову, как все исправить. Идея позаимствовать таинственный камень королевы не казалась ей такой уж плохой, когда впервые пришла в голову. В конце концов, это был всего лишь камень, причем вовсе не сияющий и великолепно ограненный, а зазубренный, напоминающий гранит с вкраплениями серебра. И если бы от камня ее величества не исходила странная будоражащая энергия, в нем и вовсе не было бы ничего примечательного. Это был подарок одного джентльмена из Германии, о котором королева строго запретила своим фрейлинам говорить, где бы то ни было за пределами ее личных покоев. Тот человек, Альберт, считал, что камень обладает особыми свойствами — королева говорила, что это называется электромагнетизмом. Собственно, поэтому Гвендолин и украла… позаимствовала его.

Гвендолин покосилась на красивую шкатулку, лежавшую у нее на коленях. Даже сквозь резное дерево, инкрустированное нефритом и слоновой костью, она, казалось, ощущала слабую вибрацию, покалывание в кончиках пальцев. Или у нее просто нервы расшалились? Неожиданно Гвендолин подумала, что в шкатулку вполне поместилась бы человеческая голова — ее голова. Сто или двести лет назад таким был бы вполне вероятный итог этого безрассудного, а если называть вещи своими именами, то просто глупого и подлого предприятия, как кража… заимствование без позволения у собственного монарха.

Ох, Господи!

Вдалеке за болотами, мелькавшими за окном экипажа, показался луч солнечного света, окрасив высокие башни Кембриджского университета в красивый медово-янтарный цвет. Экипаж ехал вперед, быстро удаляясь от города. Вскоре самшитовые живые изгороди на обочине дороги сменились знакомыми высокими каменными стенами, увенчанными кованым железным ограждением с устрашающего вида пиками.

Гвендолин была почти дома. Стукнув в потолок экипажа, она крикнула:

— Остановите здесь!

«Здесь» было началом извилистой подъездной аллеи, которая змеилась через густые заросли дубов и сосен, посаженных больше ста лет назад первым маркизом Харроу. Массивные железные ворота были открыты, но это вовсе не создавало впечатления, что хозяева рады гостям. Гвендолин никак не могла решиться приказать кучеру свернуть на аллею. Будет ли теперешний маркиз, ее брат, счастлив видеть ее после долгих месяцев разлуки?

Это представлялось Гвендолин в высшей степени сомнительным. Как раз в это время последний лучик солнца скрылся, и стало совсем темно. Шкатулка на коленях вроде бы предупреждающе задрожала.

Над деревьями вспыхнул яркий свет, и стала видна покатая крыша дома. Гвендолин от удивления открыла рот. Из центральной башни Харроувуда вверх взметнулся сноп искр. Экипаж дернулся, когда запряженная в него пара серых испуганно рванулась вперед. В последовавшей тишине послышался громкий треск, эхом прокатившийся по аллее. Стайка черных птиц взмыла в воздух и в панике заметалась по сумеречному небу.

Охватившие Гвендолин дурные предчувствия еще более усилились. Искры напомнили ей о ярости брата и обо всех оскорбительных словах, которыми они обменялись во время последней встречи. И ее смелость исчезла вслед за испуганными птицами.