Последние штрихи - Эстер Браун Страница 49

— Нет, — звонко сказала я. — Пока нет. Он в отъезде, и я не хотела его беспокоить, пока не узнаю вашего мнения. Не уверена, что он будет доступен на этой неделе — обычно он уезжает к другу в Шотландию, а это довольно далеко.

— Мм… — Мисс Торн недовольно поджала розово-перламутровые губы.

— Мы собирались поднять вопрос на ежемесячном собрании, — сказала я. — Но собрание только в конце месяца, и если у нас ничего не получится, то…

На этот раз меня перебил Марк.

— Я уверен, все получится. И лорд Филлимор, без сомнения, поддержит любую инициативу, чтобы спасти Академию.

— Поверь, Марк, я очень ценю работу, проделанную тобой и Элизабет, — снисходительно сказала мисс Торн. — Но мы обязаны дать всем нашим имеющимся воспитанницам те предметы, на которые их записывали родители. У нас перед ними юридические обязательства.

— Вряд ли они… — начал Марк.

— Мы можем распределить расписание на утро и на вечер, — встряла я.

Нет, я не пыталась торговаться с мисс Торн. Просто понимала: не пробьем новые занятия сегодня — и вопрос насчет Дня открытых дверей останется без ответа — или с отрицательным ответом.

— А вторая проблема? — спросил Марк, размашисто поменяв скрещенные ноги местами.

Выяснилось, что у него красные носки. Оставалось надеяться, что мисс Торн этого не заметила.

Она лукаво улыбнулась. Не иначе сейчас выложит главный козырь. У меня было чувство, что еще секунда — и мы прямо на стульях съедем по какому-нибудь специальному желобу в бассейн с пираньями.

— Вторая проблема в том, что мы уже начали делать нечто похожее.

— Неужели? — Я не могла поверить. — И что же это? Я ничего похожего не видела.

— И это неудивительно. Я говорю скорее о семинарах, нежели об уроках. Другая педагогическая модель. — Мисс Торн прямо-таки излучала радость, — Абсолютно новое начинание. Вот почему о нем пока не напечатано в буклете, и вообще… Пусть пока останется между нами, Элизабет, поскольку разработка не для всех девушек, а только для тех, кому, как нам кажется, она необходима.

— Так что же это? — не отставала я.

— Мы назвали нашу инициативу «Индивидуальное развитие», — сказала мисс Торн, так сладко улыбаясь, что ее маленькие глазки почти исчезли за округлившимися щеками. — Она рассчитана на подготовку особой категории девушек, готовых войти в высшее общество на международном уровне.

— Как вы сказали? «Войти в высшее общество»? — переспросил Марк. — А это случайно не отдает девятнадцатым веком?

— И кто же преподаватель? — спросила я, хотя, как мне показалось, ответ можно было угадать.

Как это я могла забыть?

— Одна из наших выпускниц! — торжественно произнесла мисс Торн. — Ты, Элизабет, наверное, помнишь ее. Адель Буканан. Нам очень повезло, что она согласилась прийти к нам и поделиться своими знаниями.

Ну конечно, Адель Буканан. Вероятно, делится знаниями своих коронных предметов: как правильно прыгать по социальной лестнице или как подружиться с чужим папашей и выйти за него замуж.

В зеркале за спиной мисс Торн я увидела свое отражение — и оно мне сильно не понравилось. Отчасти потому, что на моей блузке (вернее, на новой блузке Лив) красовалось пятно от кофе. А потом я заметила, когда попыталась прикрыть пятно шарфиком, что кто-то сзади меня прошуршал по ворсистому ковру.

— Здравствуй, Джеральдина… Я что, вас прервала?

Я вгляделась в зеркало. За моей спиной стояла женщина, которую я не видела уже пятнадцать лет.

Адель Буканан было далеко за тридцать, однако она выглядела моложе меня. По-прежнему нежная блондинка, по-прежнему обтянута, как сосиска в целлофане. И по-прежнему смотрит не на тебя, а как будто на невидимые лейблы твоих вещей. Адель единственная в Академии никогда не присоединяла свой голос к общему хору, поющему дифирамбы «маленькой принцессочке», то есть мне. У нее всегда был мрачный вид, а если она и говорила со мной, то только на тему того, что «надо по-доброму относиться к бедным сироткам».

Кого-кого, а эту особу будет очень трудно убедить в том, что я бизнес-консультант. Она же по серьгам может легко определить, сколько я зарабатываю на самом деле.

Адель открыла рот и изобразила улыбку, восторженную почти до неприличия.

— Бог мой, да это же сиротка Энни! — проворковала она (при этом у нее был такой вид, как будто она ждала этой встречи все пятнадцать лет).