Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли Страница 48

Он на миг умолк, а затем продолжил:

– В ту ночь он поджидал на краю дороги проходящих пилигримов. Они спускались по узкой тропе, разговаривая и смеясь, когда пастор вдруг прыгнул на них, размахивая своей палкой и крича, что все они попадут в ад. Я шагнул вперед и схватил его за руку. Он ударил меня, ударил очень сильно, что, как ни странно, в итоге оказалось к лучшему. Епископы, возможно, и мастера закрывать глаза на всякие нелицеприятные вещи, но даже они не могут позволить пасторам ломать руки викариям. Это вредит репутации. В общем, старый пастор начал бушевать, орать, что Господь покарает их всех. В страну опять придет картофельная чума. Господь им еще покажет. Это была одна из его излюбленных тем – голод как инструмент возмездия. Всемогущий, убивающий миллионы людей, чтобы отучить остальных от языческих замашек.

– Ужасно, – сказала я.

– Согласен, и все же такие проповеди были не редкостью. Чистая политика с позиции силы. Помните, до Великого голода в Ирландии было не так много священников? Мы только начинали отходить от карательных времен, когда быть католиком считалось преступлением. А сразу после принятия худших из тех дискриминационных пенитенциарных законов наступил Великий голод. После него людей стало меньше, а священников – больше. Церковь хотела контроля над людьми. А это всегда было очень сложно. Множество священнослужителей погибли, помогая нашему народу в разгар Великого голода, но деньги, которые здесь могли бы кого-то прокормить, все так же ежегодно отправлялись в Рим. Теперь-то мы – католики до мозга костей, но я задумываюсь, действительно ли Иисус хотел, чтобы мы стали такими бюрократами? Великий голод вырвал сердце у ирландского народа. Сама земля восстала против нас. Несмотря на все молитвы и взывание к небесам, миллион людей умер. Еще два миллиона навеки уехали в Америку, Англию, Австралию. И новые миллионы год за годом, десятилетие за десятилетием идут по этому же пути. Ирландской женщине везло, если она видела своих внуков. В каком-то смысле, возможно, было бы проще считать, что мы сами навлекли на себя такое. Это стало бы хоть каким-то объяснением. И выходом. Ведь если ты плохой, наступает кошмар, значит, если будешь хорошим, это отведет беду. А ради того, чтобы быть хорошим, совершено великое множество грехов. И тут появляется сумасшедший священник, их пастор, который готов крушить тело ради спасения души. Одному Господу известно, что взбрело ему в голову. Сам он был сыном фермера и явно не тем человеком, который был бы настолько неординарным, чтобы решить, что лишь у него есть ответы на все вопросы. Короче говоря, подошли еще люди, мы скрутили его и привели в церковный приход. Экономкой у него была его сестра. Достойная женщина, хотя она тоже его боялась. «Он пьет, – сказала она. – И это доводит его до крайности. Ничего не может с этим поделать. Это все выпивка». Мне доподлинно известно, что он был абсолютным трезвенником и гордился этим. Но в Ирландии сочувствуют перебравшему человеку. Кому из нас не случалось хоть раз выпить лишнего? В общем, епископ отослал того пастора на покой, а на его место нашел в Гленколмкилль другого, который разбирался в старых традициях. Достойный человек.

– А почему вы не стали пастором?

– Я? Нет, что вы. Но меня тоже заметили. Епископы заявили, что я поощрял людей в их неповиновении. Но в моей семье деньги водились, и она всегда была очень щедра по отношению к Церкви. Поэтому меня послали в Париж, в Ирландский колледж. Провидение все-таки подыскало мне место.

Пробил колокол. Два часа.

– Что ж, рассказ мой затянулся. Простите, если наскучил вам.

– Что вы, нет… Я хотела сказать, спасибо вам. Думаю, что я…

Но он прервал меня:

– К нам идет Питер. Быстрее, Онора! Вы сожалеете о том, что совершили, отделив себя от Божьей Любви?

Я кивнула.

– Тогда ego te absolvo ^[68] именем Отца и Сына и Духа Святого. Вы прощены.

– Вот так просто?

– Вот так просто. Милость Господня течет потоком, а не капает.

Я действительно ощутила легкость, как будто мое тело всегда было зажатым, а теперь расслабилось. Я вдруг радостно засмеялась, не в силах остановиться. Отец Кевин присоединился ко мне. Подойдя к нам, Питер посмотрел на нас как на двух умалишенных.

– Присядьте, молодой человек, – сказал ему отец Кевин. – Эта ваша знакомая из Чикаго заслужила право послушать мой рассказ.

– Что, правда? – спросил Питер. – Я не знал.

– К тому же она – большой благодетель нашего колледжа, – продолжил отец Кевин. – Она тут поинтересовалась, не согласитесь ли вы немного помочь ей в ее работе гида, и я ответил, что вы, конечно, согласитесь. Надеюсь, я не слишком много взял на себя.

– Питер, – сказала я, – я была бы чрезвычайно признательна вам за помощь.

– Ах, Господь любит тех, кто отдает с радостью, – заметил отец Кевин. – А теперь позвольте рассказать вам об одном человеке из графства Каван, который как-то занял быка, чтобы покрыть своих коров. Прошло несколько недель. Наконец владелец сам пришел взглянуть на свою скотину и увидел, что бык его таскает плуг по полю, а тот человек из Кавана подгоняет его кнутом и приговаривает: «Я научу тебя, что жизнь – это не только любовные утехи!»

Отец Кевин залился хохотом, еще даже не закончив своей шутки.

Питер посмотрел на меня, пожал плечами и тоже засмеялся. Как и я. Было трудно устоять перед весельем, которое отец Кевин внес своим специфическим юмором.

Мое настроение улучшилось. Ego te absolvo. Именно эти слова произнес этот живой маленький священник. Как он тогда сказал, «мы – католики до мозга костей». Я возродилась, я снова хорошая женщина, а не какая-нибудь irrégulier.

Отец Кевин и Питер заговорили об Артуре Кейпеле и Габриэль Шанель.

– Кейпел рассказывал мне, что она воспитывалась в сиротском приюте. Монахини там достаточно добры, но я уверен, что жизнь в подобном заведении очень нелегка для ребенка, – заметил отец Кевин.

– Она там трудна для всех, – вставила я и тут поняла, что Ирландский колледж – тоже своего рода «заведение». Пусть для отца Кевина и других священников это подходит. Но неужели Питер не хочет, чтобы у него был свой настоящий дом?

– А еще я очень сомневаюсь, что Кейпел когда-либо женится на мадемуазель, – продолжил отец Кевин. – Когда придет час, он выберет для себя дочь английского аристократа и думать забудет о своем ирландском наследстве раз и навсегда.

– А вы сами могли бы когда-нибудь отказаться от ирландских корней? – спросила я. – В Чикаго мы похваляемся своим ирландским происхождением. И я ирландка на сто процентов.

Внезапно мне самой захотелось заявить свои права на все это национальное наследие.

– Англия очень далеко от Чикаго, – сказал отец Кевин.

Питер кивнул:

– Это все лишь фантазии, будто его предок благородных кровей сражался в Ирландии вместе с королем Джеймсом. Он просто ухватился за рассказ Фитцджеральда, который на самом деле был с Джеймсом и действительно спас «Великую Книгу Лекана», когда Тринити-колледж был атакован. Потом он привез ее сюда. А Кейпел превратил все это в фамильную историю.