Дворцовые тайны - Кэролли Эриксон Страница 48

К моему несказанному удивлению и радости, Гэльон вернулся в Англию — его наняли в числе трехсот искусных французских мастеров для перестройки и расширения покоев королевы Анны. Французов поселили в отдельной деревне неподалеку от столицы. Гэльон радостно заявил мне, что работы растянутся на много месяцев и мы сможем видеться достаточно часто, не боясь, что каждое наше свидание может оказаться последним. Так началась наша почти супружеская жизнь, и никогда не были мы ближе друг другу.

Гэльон стал мастером гильдии стекольщиков и получил право на просторное, прекрасно обставленное жилище на все время своего пребывания в Англии. Как часто тем летом мы встречались с ним в сумерках и ехали бок о бок через темные сады и сверкающие от вечерней росы луга в его дом, где вместе садились за скромный ужин, а затем отправлялись в постель — ложились меж прохладными простынями в спальне на втором этаже или, как этой ночью, устраивались под деревьями в саду, неподалеку от ручья.

Гэльон нежно поцеловал меня в лоб и замер, вглядываясь в мое лицо. Я увидела в его ясных голубых глазах такое море любви, что спросила себя: «Чего же еще смею я желать от этой жизни?» Я глядела и не могла наглядеться на знакомый изгиб его рта, золотистую щетину на щеках и подбородке, пряди волос, падавшие на лоб. Как же я соскучилась по его сильному мускулистому телу, его запаху, его дыханию рядом с собой.

Так мы лежали, не шевелясь и не разговаривая, пока всходила луна, заливая деревья сада своим серебряным светом.

— Милая Жанна, — нарушил наконец молчание Гэльон, любивший называть меня на французский манер, — я получил письмо от моей жены Соланж. Она до сих пор сожительствует с приходским священником нашей деревни, и у них скоро родится еще один ребенок. Но кое-что изменилось. Отец Бенье снял с себя сан. Он отрекся от римской веры и был отлучен от церкви.

— Совсем как наш король Генрих.

— Теперь его зовут просто Жорж Бенье, и он хочет жениться на Соланж. Они вместе ходят на проповеди одного из последователей Жана Кальвина ^[64]. По законам новой церкви любой человек может развестись и повторно вступить в брак. Соланж хочет получить развод.

— Ну точь-в-точь наш король. Он стал главой нашей церкви и развелся с королевой Екатериной. — Я замолчала, задумавшись. — После развода ты станешь свободным.

— Но не в глазах истинной церкви.

— Истинная вера живет в нашем сердце, а не в богословских определениях.

Гэльон покачал головой:

— Не знаю, Жанна, я не силен в таких высоких материях. В одном я уверен: за несколько лет нельзя перечеркнуть то, что создавалось веками, — Святое Писание, мессу, почитание святых…

Я задумалась над словами Гэльона, любуясь бегущим потоком и серебристой рябью на поверхности воды. Мой возлюбленный снова заговорил:

— Подумай, сколько любовников от сотворения мира и до сего дня лежали здесь, обнявшись, на этом самом месте? Сколько из них смотрели, как восходит месяц, наслаждались друг другом, делились самыми сокровенными тайнами? Боги и богини приходили и уходили, и вот мир перестал быть языческим и стал христианским. Теперь получается, что мы возвращаемся назад, разве не так? — Гэльон рассмеялся. — И сколько священников подобно отцу Бенье соблазнили жен своих прихожан?

— Лютер, Кальвин и король Генрих учат, что римская церковь прогнила до основания и нуждается в перестройке.

— Брось! Ты думаешь, король избавился от старой королевы и взял себе молодую жену из-за своей веры и убеждений? Скорее, он поменял веру, чтобы спокойно удовлетворить свою похоть. А если я правильно помню катехизис, возжелать то, что тебе не принадлежит, — значит нарушить одну из десяти заповедей.

— Одно я знаю точно, мой дорогой Гэльон: сердце мое поет и переполняется любовью, когда я с тобой. И никаких угрызений совести я не испытываю. Если это плохо, пусть Господь меня накажет и я буду вечно гореть в аду.

— Тогда мы будем гореть в аду вместе, любовь моя, — сказал мой возлюбленный и поцеловал меня.

И мы забылись в объятиях друг друга до тех пор, пока месяц не побледнел на утреннем небе и с реки не задул холодный ветер. Тогда мы поднялись с ложа любви и пошли через темный сад к дому.

Лето заканчивалось, и пришло время для Анны удалиться в свою опочивальню и там ждать родов.

Весь двор мучился тысячей вопросов. Когда придет срок ребенку появиться на свет? Сможет ли королева удачно разрешиться от бремени? Выживет ли она? Казалось, вся государственная и придворная жизнь замерла в ожидании появления наследника.

Мы слонялись из угла в угол, уходили на долгие прогулки по желтеющим полям, охотились и собирали яблочную падалицу. И еще мы глаз не сводили с королевы, ожидая знаков того, что ее срок настал.

Анна удалилась в свои покои, и этот уход был обставлен, как и всякое событие при дворе, пышно и торжественно. Теперь за ней денно и нощно следили шесть повитух, а мужчины на половину королевы не допускались. По традиции Ее Величество сможет покинуть свои покои, только разрешившись от бремени. А пока мы, ее приближенные — а наше число заметно увеличилось со дня ее свадьбы, — были готовы удовлетворить любую прихоть нашей госпожи.

Один летний день сменял другой, воздух сделался горячим и наполнился пылью. Мы — фрейлины и придворные дамы — убивали время, как могли, изнывая от духоты: играли в карты, вышивали, читали вслух и, конечно же, сплетничали вовсю. Анна настояла на том, чтобы ее свита во всех отношениях превосходила свиту бывшей королевы Екатерины. Кроме Бриджит и Энн Кейвкант, во фрейлины были приняты хорошенькие молоденькие богатые наследницы Элизабет Вуд, Кэтрин Гейнсфорд и Онор Гренвил. В их число входила Мэри Скроуп — зубы у нее были желтые, но в остальном внешность она имела вполне удовлетворительную, Марджери Хорсман, которая привлекала меня своим быстрым умом, и с полдюжины других девушек. Анну безмерно раздражало то, что пришлось дать место Элизабет Холланд, любовнице ее дяди Норфолка, но когда она пожаловалась на это назначение королю, то почувствовала на себе всю тяжесть королевского гнева и живо прикусила язык.

Мы ждали долгими жаркими днями и душными ночами, и в одну из таких ночей нас разбудил страшный вопль. Кричала Анна.

— У королевы начались схватки! — воскликнул кто-то из нас. Мы поспешили в опочивальню Анны и увидели ее, стоящую рядом с кроватью с всклокоченными волосами и перекошенным лицом. Она словно бы пыталась сбросить что-то со своей ночной рубашки, ругалась и кричала.

— Вши! Эти твари здесь везде! Они в моей постели!

Повитухи дрожащими руками срывали простыни и одеяла с великолепной резной кровати Анны, сбрасывали подушки и снимали альковные занавески, пытаясь найти и уничтожить насекомых.