Рыжее счастье - Наталия Рощина Страница 47

И вот сейчас он сидит напротив, постаревший, но все такой же близкий. Словно виделись они вчера, а сегодня возникло важное обстоятельство, потребовавшее очередной встречи. И это обстоятельство — Мара. Евдокия Ивановна уже отчетливо понимала цель визита Гурина, получив еще одно подтверждение своим догадкам. Жизнь Мары, ее мысли, ее планы с некоторых пор стали для Евдокии Ивановны закрытой книгой. И самое страшное, что, даже получив возможность открыть ее, она бы уже ничего не смогла изменить. А вот Гурин сможет. Евдокия Ивановна в который раз почувствовала себя виноватой. По-видимому, Эрнест Павлович догадался о том, что творится в душе добропорядочной женщины, и поспешил смягчить ситуацию:

— Главное, что теперь у Мары начнется другая жизнь. Не знаю, почему я это делаю, честно признаюсь. Но важно, что это поступок от чистого сердца, без задней мысли. Я искренне хочу ей помочь. Надеюсь, ты поддержишь меня и облегчишь Маре процесс принятия решения. Она так не хочет огорчать тебя.

— Для меня важно ее счастье, ее успехи, — ответила Евдокия Ивановна. — Так же, как и ты, я не знаю, почему решила помогать ей. Посмотрела на нее, послушала и поняла, что не могу иначе.

— В этом мы с тобой схожи. Я тоже не могу иначе и очень рассчитываю на твою поддержку. У нее никого нет, кроме тебя. Мара — сирота, а значит, твое мнение для нее важно.

— Сирота?

Евдокия Ивановна бросила на Гурина удивленный взгляд, бессознательно оглянулась, словно ожидая, что Мара окажется за спиной. Значит, она сказала, что у нее нет родителей? Какую историю она сочинила для Эрнеста Павловича, если не рассказала ему правды о своей матери и их отношениях? Постеснялась, испугалась? Что в таком случае она вообще решилась рассказать о себе этому человеку? Начала со лжи. Это нехорошо.

— Да, а что тебя удивляет? — Эрнест Павлович заметил, как хозяйка резко поднялась, дрогнувшей рукой насыпала сахар в сахарницу. — Я думал, для тебя это не новость.

— Конечно, не новость.

— Тогда почему ты так разволновалась? — Гурин взял чайную ложку и принялся вращать ее в пальцах. Он делал это так, словно занимался самым важным делом своей жизни.

— Тебе показалось. Продолжай, пожалуйста.

— Короче говоря, я предложил Маре переехать ко мне. — Эрнест Павлович услышал, как за спиной его раздался звук разбитого стекла. Обернувшись, он увидел на полу осколки чашки, выпавшей из рук Евдокии Ивановны. Гурин присел рядом с ней, помогая убрать их. — Пойми, так мне будет легче полностью контролировать процесс учебы, всего, что будет происходить с Марой. Вы будете видеться столько, сколько посчитаете нужным.

— Эрик, — Евдокия Ивановна покачала головой, прижала пальцы к вискам, ощущая под ними биение пульса, — Эрик, я не могу поверить, что ты вновь появился в моей жизни для того, чтобы лишить ее смысла…

— Ты не должна так говорить!

— Ты обрекаешь меня на пустое, серое существование, которое я вела до встречи с Марой… У меня ведь кроме нее никого нет. Когда мы с ней встретились, я уже год жила одна. Сын умер… Он не оставил мне внуков, никого не оставил. Понимаешь ли ты, что значит быть одной на всем белом свете?! — Евдокия Ивановна плакала, не замечая слез, своего повышенного тона.

— Понимаю, Дуся, очень хорошо понимаю. — Гурин поднялся, бросил осколки чашки в стоящее рядом мусорное ведро. Отряхнул ладони, внимательно разглядывая их. — Мой сын жив, но он отказался от меня сразу после смерти Галины. Он уехал и вот уже три года я не знаю, где он, что с ним…

— Как же давно мы не разговаривали с тобой, Эрик. — Евдокия Ивановна подошла сзади, положила руки ему на плечи, уткнулась лбом в гладкую ткань пиджака. — Я ничего не знаю о том, что произошло в твоей жизни.

— Это только моя вина. Прости, что я так долго не давал о себе знать — нечем хвастаться было. Понимаешь?

— Да.

— Дуся, я не хочу говорить о себе сейчас. Сейчас важно не то, что происходит с нами, а то, как сложится жизнь Мары… — Гурин повернулся. — Она удивительное создание, если смогла пронять такого прожженного сухаря, циника, каким я стал. Помоги мне, пожалуйста.

— Хорошо, — после паузы ответила Евдокия Ивановна. Она заглянула в заварочный чайник. — Чай настоялся. Я позову Мару, кажется, уже пора.

— Ты поможешь мне? — Эрнест Павлович придержал ее за руку.

— Счастье Мары для меня важно. Я готова сделать все, о чем ты попросишь.

— Спасибо тебе.

— Не благодари. Сейчас я готова выгнать тебя, закрыть дверь и никогда не выпускать Мару из дома, чтобы она снова тебя не встретила. — Евдокия Ивановна говорила быстро, сбивчиво. — Я знаю, что говорю глупости. Не слушай… Мара, Мара! Иди к нам, чай стынет.

В этот вечер Мара окончательно приняла предложение Эрнеста Павловича. Приняла, увидев, что тетя Дуся только рада будет такому повороту событий. Евдокии Ивановне удалось достойно сыграть отведенную Гуриным роль. В разговоре она умело балансировала между желанием лучшей жизни для Мары и своей грустью по поводу их разлуки.

— В конце концов, ты же не в другой город уедешь, — заметила Евдокия Ивановна. И вдруг спохватилась: он говорил так, как будто Мара уже дала свое согласие. Где-то затеплилась эгоистичная надежда, что Мара возьмет да и откажется. Евдокия Ивановна и Эрнест Павлович исчерпали все свое красноречие, оставив последнее слово за ней.

Мара неспешно допивала уже остывший чай. Уходить из гостеприимного дома было страшновато. Здесь уже все было знакомо, привычно. Ритм налаженной жизни предстояло сломать ради того, чтобы снова все начать сначала. В какой-то момент Мара решила, что ее жизнь делает слишком крутой поворот. Как бы не потерять равновесия. Нужно быть осторожной, не делать ошибок. Мара подавила нарастающее чувство страха. У нее все получится, получится хотя бы потому, что рядом будет Эрнест Павлович и тетя Дуся. Они принимали такое участие в ее судьбе, что не оправдать их надежд Мара просто не могла. Она слушала Гурина, его планы на свой счет, до конца не осознавая, что все происходит наяву. Ей снова необыкновенно повезло. Она получает безвозмездный подарок. Мара не замечала, что улыбается. Она думала, что права была бабуля: рыжая — счастливая. Теперь никто не сможет убедить ее в обратном.

* * *

В начале марта, отпраздновав свой девятнадцатый день рождения, Мара переехала к Эрнесту Павловичу. К тому времени она уже больше месяца не работала в ресторане, перестала быть студенткой Института общественного питания. Она послушно выполняла все просьбы и указания Гурина, попросив его только об одном: не торопить ее с переездом. Эрнест Павлович проявил деликатность и терпение. Он ждал, прекрасно понимая, что все изменения в жизни Мары должны происходить исключительно по ее согласию. К тому же Мара хотела побыть с Евдокией Ивановной, чтобы убедиться, что все происходящее с ней самой не отразится на положении этой прекрасной женщины. Но никто не собирался отыгрываться на тете Дусе. Она по-прежнему работала в киоске, не догадываясь, что Гурин давно поговорил с Еленой Константиновной на ее счет относительно Мары.