Не в силах забыть - Шерри Томас Страница 46

Наверное, о нырянии со скалы она тоже судила неверно, потому что та необычная форма близости, казавшаяся ей весьма сомнительным удовольствием, оказалась восхитительной. Даже то, что случилось в самом конце. Брайони и не думала, что такое возможно.

Она нерешительно кашлянула.

— Я собираюсь написать письмо в «Таймс», — заявила она, резко меняя тему разговора. — Последнего из тех, кого я оперировала, ранили свои же солдаты. При попадании пуля разорвалась. Это было ужасно. Мне потребовалось четыре часа, чтобы извлечь осколки. Ранджит Сингх объяснил, что это особые пули дум-дум, созданные специально, чтобы увеличить поражающий эффект. Я понимаю, что пули должны нести смерть, но если пуля калечит так страшно, это явно противоречит духу Женевской конвенции.

Лео тяжело вздохнул:

— Все это сплошное безумие. Мы тратим невероятные суммы, чтобы удерживать здесь свои позиции, поскольку боимся, что сюда вот-вот явятся русские, преодолев Памир. Но я видел фотографии Памира, снятые с воздуха. Вторжение в Индию через Памир для русских будет похлеще похода Наполеона на Санкт-Петербург: прежде они потеряют половину своей армии в Афганистане.

Брайони задумчиво откусила кусочек инжира, брошенного ей Лео.

— Не знала, что существуют фотографии Памира, снятые с воздуха.

— Помнишь, я рассказывал тебе о научной экспедиции на воздушном шаре с базой в Гилгите? Я не собирался исследовать Нангапарбат. Мне поручили произвести воздушную съемку Памира и изучить возможные маршруты русских.

Брайони изумленно округлила глаза.

— Так ты выполнял шпионскую миссию?

— Ну, не совсем шпионскую, поскольку Памир не принадлежит ни одной из сторон. Но я отправился в Гилгит, находясь на службе империи. Так что в отличие от тебя в этом форту я не сторонний наблюдатель.

Теперь настала очередь Брайони смутиться.

— А я думала, что ты просто вызвался меня сопровождать.

— Так и есть. — Лео съел инжир и вытер платком пальцы. — Мне приходилось выполнять особые поручения, но я мог бы выбрать, скажем, Швецию и Италию вместо Германии и Америки. А я выбирал места поближе к тебе.

Брайони опустила глаза, разглядывая свои колени. Ей все еще не верилось, что Лео тяжело переживал разрыв брака. До ее отъезда в Германию он, окруженный друзьями, жил в гостинице, предаваясь увеселениям, и Брайони, вполне естественно, заключила, что Лео был только счастлив от нее отделаться.

Но ведь был еще микроскоп. И странный, тревожащий взгляд Лео, в котором, казалось, смешались смятение и страсть, надежда и отчаяние. Боже, какими глупыми детьми были они тогда! Причиняя друг другу мучительную боль, они ожесточенно цеплялись за свои обиды.

Брайони встала и, подойдя к Лео, осторожно обняла его.

Он поцеловал ее в макушку.

— Жаль, что у нас так мало времени.

Но беспощадная битва продолжалась. За минувшие пять дней и ночей Лео удалось проспать не больше двенадцати часов. Временами Брайони казалось, что в этом форту прошла вся ее жизнь, что жестокая осада и отчаянная борьба длятся уже долгие годы.

Внезапно раздался стук в дверь.

— Мистер Марзден, это Ричмонд. Мы должны вернуться к крепостной стене через две минуты.

— Я буду вовремя, — отозвался Лео.

— Неужели ты действительно должен идти? — огорченно протянула Брайони. — Ведь наступило затишье.

— Но враг по-прежнему у стен форта. Мне нужно заступить на вахту, чтобы очередная смена сипаев могла отдохнуть. Я как раз собирался уходить, когда ты проснулась.

— Жаль, что ты не можешь остаться, — прошептала Брайони, поцеловав Лео в шею, над воротником. — Мне страшно не хочется отпускать тебя. Это настоящее мучение.

Она с удивлением и странной покорностью почувствовала, как по щекам ее катятся слезы. Лео осушил их губами:

— Не важно, где я. Я всегда с тобой.

После затишья, продлившегося целых полдня, раздался яростный грохот орудий, словно разверзлась сама преисподняя. Ранджит Сингх дрожащим голосом поведал Брайони, что если прежде число атакующих исчислялось двумя или тремя тысячами, то теперь форт окружило более десяти тысяч патанов, готовых сражаться до последней капли крови.

Пули свистели над головами защитников крепости; казалось, они сыплются с неба, словно на форт обрушилась кара небесная. Число потерь росло с каждой минутой. Один из работников прачечной и двое сипаев погибли не стоя у бойниц, а переходя от одной стены форта к другой.

Брайони охватил страх. Она не готова была умереть. И боялась потерять Лео. Или Ранджита Сингха, капитана Бартлетта, своих пациентов, храбрых кавалеристов, приехавших из Малаканда, или любого другого солдата, обреченного на смерть от пули или сабли.

Но время шло, защитники держались, и ужас Брайони сменился мрачным предчувствием беды. Она продолжала трудиться в операционной, где, к несчастью, работы все прибывало. Лео прислал ей наскоро нацарапанную записку:

«Брайони, швы в полном порядке. Я сменил перевязку — насколько я могу судить, рана чистая. Старайся есть побольше и спи, сколько сможешь. Выходи на открытое пространство только в случае крайней необходимости.

Лео».

Два дня Брайони почти ничего не ела и спала лишь урывками. Возвращаться к себе в комнату ей пришлось с огромными предосторожностями: Ранджит Сингх раздобыл где-то пару запасных ставней и проводил ее. Они бежали под пулями, прикрываясь ставнями, как щитами.

Среди ночи Лео пришел и лег рядом с ней. Она так устала, что не смогла разлепить веки. Но если человек способен спать с улыбкой на лице, то Брайони, должно быть, улыбалась. Она не знала, хватит ли ей мужества достойно принять смерть, но по крайней мере в это мгновение она испытывала удивительную безмятежность и невыразимое счастье.

Лео беспокойно заворочался, когда через два часа Брайони выскользнула из постели: она спешила осмотреть раненых.

— Привет, — тихо пробормотал он, не раскрывая глаз.

— Привет, — отозвалась Брайони, присев на край кровати. — Пока я еще здесь, позволь мне осмотреть тебя.

Лео послушно перевернулся. Рана на предплечье почти полностью затянулась. Рубец на боку тоже выглядел неплохо. Даже рассеченное бедро начало заживать, хотя в будущем шрам мог бы стать не таким уродливым, если бы Лео держал изувеченную ногу в покое.

— Знаешь, что самое ужасное? — прошептал он.

— Что? — улыбнулась Брайони при виде его кислой гримасы.

— Что, возможно, я доживаю свои последние дни на этой земле, но трачу оставшиеся драгоценные часы, убивая людей, которых никогда прежде не видел, вместо того чтобы наслаждаться близостью с тобой.

— Думая об этом, я не могу сдержать слез.

Открыв глаза, Лео протянул руку и ласково погладил Брайони по щеке. Его взгляд, полный неизъяснимой нежности, едва не заставил ее расплакаться.