Шиворот-навыворот - Виктория Волкова Страница 46

А на обратном пути с поминок Эльвира с Мариной принялись мыть кости общим знакомым. Иван сосредоточился на дороге, удивляясь, как раньше не замечал ущербности людей, чуть не ставших его родственниками. Он словно очнулся, когда услышал знакомые имена.

— Лилька, наверное, в отеле осталась, не соизволила выйти, — заявила Марина.

Эльвира на нее зашикала поначалу, а потом поинтересовалась:

— С чего ты так решила?

— Пахомов быстро наверх смотался, — заметила наблюдательная Маня. — Видать, устроили альтернативные поминки. Утешили друг друга, — зашлась Марина пьяным смехом.

— Может, и поженятся теперь, — словно размышляла вслух Эльвира.

Ивану хотелось закричать. Обругать матерными словами двух надоедливых кумушек, но он сдержался. Довез до дома и даже помог Эльвире выйти.

И лишь отъехав на полквартала, собрался с силами и позвонил Пахомову.

— Да, жду тебя, — пролаял Виктор Николаевич. — Не понял, куда ты запропастился? Давай подъезжай к входу в отель, ресторан уже закрылся.

Несмотря на поздний час, Широкий проспект жил своей насыщенной жизнью. По каждой полосе неслись машины в три ряда. Сверкала неоновыми вывесками реклама. Где-то там, в небольшом белом здании с французскими окнами, сейчас находится Лиля. А рядом с ней Витя Пахомов. Вдвоем в гостиничном номере. Иван почувствовал, как ревность и злость разъедают нутро, и подступает головная боль.

Он затормозил около входа, над которым красовались большие белые буквы "Василиса". Двери тут же разъехались, выпуская на улицу заплаканную пожилую женщину, которую Иван узнал сразу. "Рая — дочь самурая". И рядом с ней заметил фигуру в странной голубой кофте с заячьими ушами. Наброшенный на голову капюшон придавал сходство с городской сумасшедшей. Около самой машины фигура остановилась, обнялась с учительницей и юркнула к Ивану в "галендваген". Лиля.

— А ваша "дочь самурая" прям лично каждого ученика с поминок провожает? — зло бросил Иван, ударяя по газам.

— Это шутка такая? — воззрилась на него Лиля и поинтересовалась ледяным тоном: — И кто тебе позволил ее так называть? Ты же у нее не учился.

— А на это особое разрешение требуется? — криво усмехнулся Бессараб. — Извини, не знал. Хоть вы ее и почитаете все, но не слишком красиво вышло, что многие ей тоже соболезнования выражали наравне с родителями Корабельникова.

— Не тебе судить, — крикнула Лиля. — Для учителя каждый ученик, как свой ребенок. Сережка уж точно не чужой. А Иштван — тем более.

— Цагерт ходил в любимчиках? — фыркнул Иван.

— Иштван был ее зятем, — отрезала Лиля. — Раиса Петровна — моя мама.

— Прости, — пробурчал Иван и накрыл ее руку своей лапищей. Лиля откинула ее в сторону.

— Я просила тебя не притрагиваться ко мне.

— Прости, — снова повторил Иван, почувствовав угрызения совести.

Бессараб попробовал сменить тему и перевести гнев на милость: — Что за прикид такой странный? — усмехнулся он и добавил, не подумав: — Ты стащила эту фуфайку у моего секретаря?

— Не знаю, — передернула Лиля плечами. — А кто твой секретарь? — спросила от нечего делать.

— Дура Самойлова, — пробурчал Иван.

— А почему?

— У нее такая же ужасная куртка. Я думал, что это единичный экземпляр. А ты вот тоже где-то раздобыла.

— Нет, — отмахнулась Лиля и поинтересовалась. — Почему Самойлова — дура?

— Н-у-у… — Иван задумался над ответом.

— Ясно, — отрезала Лиля и добавила в сердцах: — У тебя все дураки. Прям, как у Сердюковых. Ты женись, Вань, на Марине. Будете вместе людям кости мыть.

Она снова накинула на голову дурацкий капюшон с ушами и отвернулась к окну. До самого дома Иван не предпринял никаких попыток заговорить. Сводило скулы от головной боли, он сам был не в настроении, да и Лильку такой злой приходилось видеть впервые.

"Лучше спустить эту глупую ссору на тормоза", — мысленно решил Иван.

Всю дорогу он размышлял, как все-таки затащить в постель неприступную красавицу, косился на подрагивающее в такт движению велюровое заячье ухо, и, углубившись в свои мысли, не удосужился внимательно посмотреть в зеркало заднего вида.

Шестаков увидел, как черный "галендваген" припарковался около входа в гостиницу. Разъехались в разные стороны прозрачные створки, выпуская на крыльцо Раису Петровну Агапову. Следом в странной голубой кофте вышла Лилия Цагерт. Несколько часов в засаде не прошли даром.

— Говорил же тебе, что она у Пахома, — самодовольно заявил он Лобанову.

Тот кивнул и приготовился выскочить из машины.

— Давай брать.

— Не успеешь, — усмехнулся Шестаков и показал на отъезжающий "джип".

— А это что за хрен с бугра? — выругался Лобанов.

Шестаков всмотрелся в лицо водителя, проезжающего мимо "джипа".

— Это, дорогой товарищ Слава, и есть автор сценария, режиссер и даже композитор сегодняшнего шоу, — доложил он, потом подождал, пока проедет пара-тройка машин и пристроился следом.

— Кто такой? — зло поинтересовался Лобанов. — Я его еще на похоронах приметил.

— Ага. Но кто бы сказал, не поверил.

— Бандит из другого лагеря?

— Он не бандит, а герой державы, добровольцем ушел в Афган, потом в Абхазии воевал. Героический мужик. Сейчас — директор завода. У нас же, Слава, тут война миров была. Заводик один то и дело переходил в руки разных группировок.

— Что за завод?

— По производству глазурованных сырков. А потом кто-то умный предложил на пост директора кандидатуру Бессараба. У него не забалуешь, опять-таки опыт ведения боя в городских условиях.

— А-а-а… А к Цагерту и Пахомову какое отношение имеет?

— Не знаю. Может, личный водитель у Золотой королевы, — хмыкнул Шестаков.

— У кого? — не понял сразу Лобанов.

— Да школьное прозвище Лили Цагерт, — пояснил Шестаков.

— А что, подходит. Надменная и холодная, как венценосная особа. Не люблю таких.

— Ты не любишь, а вон сколько мужиков вокруг прыгает, угодить хочет. Красивая баба.

Они катили по старой разбитой дороге, между невысоких, давно построенных кирпичных и дощатых домов, прислонившихся друг к другу, именуемых в народе "частным сектором". Но ямы и ухабы вдруг сменила хорошая асфальтовая дорога, начавшаяся за оказавшимся посреди улицы шлагбаумом.

— Куда он едет, мама дорогая. Кто бы сказал, не поверил бы, — всплеснул руками Шестаков.

— Руль держи, — проворчал Лобанов. — А что тут у вас, местный Беверли Хиллз?

— Ага, здесь, чтобы построиться, большие деньги надо было за землю отвалить. Тут такие люди живут, не хухры-мухры.