Сила трех - Нора Робертс Страница 46

В конце концов, эта история стала его манией.

По иронии судьбы, впервые достучаться до Ремингтона ему удалось в День святого Валентина.

— Они считают меня сумасшедшим.

Ремингтон в первый раз говорил с ним как разумный человек. Хардингу понадобилось все его самообладание, чтобы не вздрогнуть. Ивен говорил совершенно спокойно. Репортер покосился на диктофон, стремясь удостовериться, что тот работает.

— Кто так считает? — задал он вопрос.

— Люди, которые здесь работают. Моя сестра-предательница. Моя неверная жена. Мистер Хардинг, вы познакомились с моей женой?

Услышав свою фамилию, Хардинг ощутил холодок под ложечкой. Он представлялся каждый раз, но сильно сомневался, что Ремингтон его слышал и понимал.

— Нет, еще не познакомился. Я надеялся, что вы расскажете мне о ней.

— Что я могу рассказать об Элен? — Раздался вздох, и на лице Ивена появилась горькая усмешка. — Она обманула меня. Эта женщина — шлюха, мошенница, лгунья. Но она моя шлюха. Я дал ей все. Сделал ее красавицей. Элен полностью принадлежит мне. Она пыталась соблазнить вас?

У Хардинга пересохло во рту. Это было смешно, но казалось, что Ремингтон заглядывает ему в душу.

— Я еще незнаком с… вашей женой, мистер Ремингтон, но надеюсь на такую возможность. Когда я это сделаю, то буду счастлив передать ей весточку от вас.

— О, мне нужно многое сказать Элен. Но только лично. — Последнее слово он произнес шепотом; при этом его губы раздвинулись в улыбке. — Муж и жена должны разговаривать друг с другом наедине, верно? Мой дом — моя крепость. Что происходит за его стенами, никого не касается.

Хардинг сочувственно кивнул.

— Но человеку, занимающему высокое положение в обществе, трудно сохранить уединение, не правда ли? — спросил он.

Ледяные глаза Ремингтона затуманились, а потом вдруг он разъяренно завопил:

— Мне нужен телефон. Куда я положил свой телефон? Где этот чертов консьерж?

— Я уверен, что он сейчас придет… Вы не могли бы рассказать, что вас привлекло в миссис Ремингтон при первом знакомстве?

— Она была чистая и простая, как глина, ждущая, когда ей придадут форму. Я сразу понял, что Элен предназначена для меня. Я вылепил из нее, что хотел. — Его руки как будто свело судорогой. — Я не знал, что в глубине души она порочна. Не знал, что для ее исправления потребуется много работы. Я посвятил себя ей.

Ремингтон наклонился, и его тело задрожало от напряжения.

— Знаете, почему она убежала?

— Почему?

— Потому что она слабая и глупая. Слабая и глупая. Слабая и глупая! — Он повторял эти слова как заклинание, молотя воздух кулаками. — Я нашел ее, потому что я не слабый и не глупый. — Он повернул запястье, словно желая посмотреть на часы марки «Ролекс», которых там больше не было. — Я потратил много времени на то, чтобы съездить за Элен и забрать ее домой. Ей придется многое объяснить. Позовите коридорного, чтобы он взял мои вещи.

— Он… он уже идет, — растерянно произнес Хардинг, но быстро нашелся, продолжив: — расскажите, что случилось в ту ночь на острове Трех Сестер.

— Не помню. Но это неважно. Мне нужно успеть на самолет.

— У нас еще уйма времени, — негромко и спокойно ответил Хардинг, видя, что Ремингтон начал извиваться в кресле. — Вы полетели искать Элен. Она жила на острове. Наверно, вы обрадовались, увидев ее живой и невредимой.

— Она жила в жалкой лачуге размером с шалаш. Сучка! С тыквами на крыльце, с котом в доме. В этом доме было что-то не так. — Ремингтон облизал губы. — Он не хотел впускать меня.

— Дом не хотел вас впускать?

— Она остригла волосы. Я не давал ей разрешения на это. Она сделала из себя шлюху. Ее нужно наказать, нужно проучить, нужно напомнить, кто из нас главный. Она заставляет меня причинять ей боль. — Ремингтон покачал головой. — Просто умоляет.

— Она просила вас причинить ей боль? — осторожно спросил Хардинг.

В нем зашевелилось что-то непонятное и уродливое. Возбуждавшееся при одной мысли о возможности таких вещей.

Шокированный и испуганный, Хардинг готов был убежать. Но тут Ремингтон заговорил снова.

— Неужели можно быть такой тупой? Наказания доставляют ей удовольствие. Она убежала, когда я убил ее любовника. Но он восстал из мертвых, — продолжил Ремингтон. — Я имел право убить его. Он пытался забрать то, что принадлежало мне. Имел право убить их обоих… Кто эти люди?

— Какие люди? — спросил Хардинг.

— В роще, — нетерпеливо ответил Ремингтон. — Женщины в роще. Откуда они взялись? Какое им до нас дело? А он! Почему он не умер, когда я убил его?

— Что Случилось в роще?

— В роще. — Ремингтон порывисто задышал, движения его были резки и конвульсивны. — В роще живут чудовища. Они прячутся под кожей моего лица. Ползают внутри. Свет в круге. Огонь. Слишком много голосов. Вопли. Кто это вопит? Повесить ведьму. «Ты не должен позволить ведьме жить». Убить их всех, пока не стало слишком поздно!

Теперь он кричал и выл, как безумный. Когда прибежали служители и велели Хардингу уйти, дрожащий репортер схватил диктофон и пулей вылетел за дверь, не заметив хитрого блеска глаз Ремингтона.

Сердитая Рипли возилась с бумагами. Они с Заком бросили монету, и ей досталось дежурство на участке. Фальшивая весна продолжалась. Днем температура доходила до пятнадцати градусов тепла, а она, Рипли, была прикована к письменному столу.

Слава богу, брата поблизости не было, и она безнаказанно могла дуться и обзывать его последними словами. Когда дверь участка открылась, она приготовилась броситься в атаку. Но в комнату вошел Мак, держа за спиной нечто, больше всего похожее на букет голландских тюльпанов.

— Что, решил открыть цветочный магазин?

— Нет. — Мак подошел к ней и протянул охапку разноцветных весенних цветов. — Поздравляю с Днем святого Валентина.

— Ух ты… Вот это да… — Сердце Рипли растаяло как воск, а живот напрягся.

— Скажи спасибо и поцелуй меня, — подсказал Бук.

— Спасибо…

Цветов было столько, что для поцелуя Рипли пришлось отвести их в сторону. Мак обнял ее, прижал к себе и увлек в скользкий, ненадежный мир.

— Цветов много. — Бук коснулся губами рта Рипли, возбуждая их обоих. — Поблагодари меня еще раз.

— С… — Поцелуй становился все более страстным. У Рипли по коже побежали мурашки. Ей пришлось встать на цыпочки.

— Вот теперь в самый раз. — Мак нежно поглаживал ее спину.

— Надеюсь… — Рипли пришлось откашляться. — Очень красивые цветы. — Она чувствовала себя последней дурой, потому что хотела зарыться лицом в цветы и нюхать их, как щенок. — Но это было ни к чему. Валентинов день не по моей части.