Вкус греха. Долгое прощание - Ксения Васильева Страница 45

Как и обычно, войдя в запыленную квартиру в Нью-Йорке, Нэля воскликнула:

— Ой, я по этой квартирке тоже соскучилась!

И чуть ли не с первой минуты занялась приборкой, а Митя сбегал в магазинчик рядом и накупил всякой всячины. Как же легко здесь жить, хотя бы вот в таком простом измерении: жратва, выпивка, обслуга и прочее!

Они славно посидели вдвоем за красиво накрытым столом, позже заглянули Андрей с Аленой, которые тоже крепко угнездились в Штатах, как и Митя. Остальные были новые.

Было мило и спокойно, — стабильно, — и на Митину душу снизошла тишь. Никто его здесь не достанет!.. И Нэля — хороша необыкновенно, особенно теперь, когда они с нетерпением ждут рождения дочери.

Надоели мальчишки! Своих сыновей, кстати, он почти не видел, — оба жили у тещи в Киеве или на даче в Дарнице…

Митя мечтал об очаровательной девочке лет пятнадцати, которую он, вполне еще молодой, — или моложавый, — мужчина торжественно ведет обедать в Дом журналистов, и все любуются ее красотой и завидуют стареющему ловеласу, предполагая, что ловелас хвастает не дочкой, а юной возлюбленной… Дочка будет тонюсенькая, с толстой недлинной курчавой косичкой и обязательно в белом платье, такую девочку он видел в Париже и запомнил.

Митя в этот приезд не шастал одиноким волком по улицам, не смывался в запретные темные кабачки — он приходил домой, помогал Нэле по хозяйству, относился к ней с искренней нежностью и вниманием.

Он опять резался с парнями в канасту, и Мите, всегда ненавидевшему карты, вдруг понравилось играть.

Виктор Венедиктович, поговорив с Митей о текущих делах, предложил поужинать в китайском ресторане.

Митя понимал, что не просто так зовет его В.В., а на очередной, но на этот раз — главный и, скорее всего, последний разговор.

Так и было.

Насытившись и закурив, В.В. — толстую сигару, с которой он возился всегда, почти как с женщиной, Митя, — как субъект нервический, — тоненькую длинную сигарету, — они подошли к главному.

— Смотрю я на вас, Вадим Александрович, и думаю опять и опять, — как сильно вы изменились! В лучшую сторону. Солидный человек, отец многочисленного семейства!.. Уверен, что Нинэль Трофимовна родит вам очаровательную девчушку (все знали об их давней мечте)… Все у вас будет хорошо. Я вам говорил, что полгода максимум вы еще пробудете здесь… А потом вам придется жить одному в весьма экзотической стране… Нинэль Трофимовна останется на какое-то время в Москве… Думаю, со временем и это утрясется…

У вас была когда-то мечта: в сорок лет стать министром иностранных дел? — Митя кивнул. — Ну что ж, с министром пока подождете, а будет у вас сложное и почетное дело, и вы справитесь. Не то что справитесь, я неверно выразился: это — именно ваше дело. Для вас…

Ведь я за вами внимательно наблюдал! И понял, что вам нужно. Но сначала, пройдя весь угнетающий путь здесь, который вы с честью прошли… — В.В. с улыбкой, хитро посмотрел на Митю и продолжил: все равно вы ухитрялись успевать быть любителем и любимцем женщин! Это-то и замечательно. Это важно.

В.В. занялся своей потухшей сигарой — раскуривая ее, попыхивая, подпаливая зажигалкой…

А Митя тускло смотрел на него и думал пришедшее внезапно: «Поздно. Дорогой мой В.В., — поздно! Вы слишком долго держали меня в рассоле, и я помягчел, как неправильно изготовленный овощ. Меня нельзя употреблять, я — сдох, прокис. На вид — крепок и хорош, — все как надо: зеленые пупырышки, гладкий бочок настоянного цвета, а тронь…»

В.В. разобрался со своей сигарой, взглянул на Митю и натолкнулся на тусклый потухший взгляд смертельно уставшего человека.

В.В. испугался, и пронзительный звон тревоги наполнил его голову.

— Что с вами, Митя? — спросил он совсем неофициально, как заботливый отец. — Вам плохо?

Митя встрепенулся, собрал все свои силы и обаяние и сказал:

— Что вы, Вадим Венедиктович! Я просто подумал о том, что вначале мне будет грустновато…

И Митя улыбнулся своей обезоруживающей мальчишеской улыбкой, которая сделала его лицо прежним, Митиным, — тех давних уже лет.

У В.В. отлегло от сердца, но он все же сказал:

— Конечно, я понимаю, — ходить сейчас в присутствие уже неинтересно и скучно. Но что делать?!

И В.В. успокоено подумал: вовремя. Не поздно. В самый раз. Митя стал мужчиной.

А Митя, никогда почти не болевший, заболевал. И не понимал — чем. Вдруг среди дня на него наползала, наваливалась тоска. Она давила и жала, голова становилась пустой и гулкой. Поиздевавшись, тоска убиралась, и, сменяя ее, влетала тревога со своими бубнами, танцами, тряской. И тогда из глуби выныривало то словечко: ПОЗДНО.

И Митя не знал, что делать.

Он пил какие-то патентованные средства, транквилизаторы, — потихоньку от Нэли, чтобы она зря не волновалась. Они на короткое время помогали, но потом все приходило в той же последовательности.

Он боролся.

Всеми возможными средствами, уже сам, без лекарств. Стал болтливым и шутником. Потому что, когда он говорил, ТЕ притихали… Но не будешь же все время нести чушь, — вон и Нэля стала посматривать на него с боязливым интересом.

Тоска и тревога, побесившись и разрушив его устоявшийся было мир, как налетали внезапно, так внезапно и исчезали, а он оставался, опустошенный, мокрый от пота, без сил и мыслей. Но все равно группировался для следующего их удара — сжимался, гнал этих гостей внутренним с ними пренебрежительным монологом, уверяя, что силен и ему нечего и некого бояться. Боялся он только воспоминаний…

Митя похудел и стал похож на себя прежнего, только глаза его выдавали: странно опустошенные, как бы покрытые пеленой тягучей тоски.

Он заказал себе притемненные очки и стал носить их, почти не снимая. Так было легче.

Нэля переполошилась:

— Что с тобой? Ты что, стал плохо видеть?

— Да нет, — смеялся он, — интересничаю. Примериваюсь к новой обстановке. Как тут говорят — меняю имидж.

Нэля успокоилась, а В.В., увидев его в очках, одобрительно отметил:

— Очень верно. Вам идут очки.

Так шли дни, недели, месяцы, — в постоянной тревоге. И однажды Митя, встав утром, понял, что непонятная болезнь ушла.

Он победил ее.

А днем позвонил В.В. и сообщил, что из Москвы прилетает «важная птица» и Митя во второй половине дня завтра должен прийти на прием к той «птице».

До этого может заниматься, чем хочет, «хоть бежать на свидание, — засмеялся В.В. и уже серьезно добавил: — Отдохните, подумайте, как будете говорить с ним… Удачи. Я буду поблизости, так что не волнуйтесь, Митя…»

Митя вдруг ощутил силу и радость. Все закончилось. Заканчивался еще один этап его жизни, и тоска и тревога вполне объяснимы и естественны. И ничуть не поздно!