Наследница царицы Савской - Индия Эдхилл Страница 45

– Так обо мне говорили дома, но здесь все иначе.

– Да, здесь все иначе. Здесь твоя красота удивляет, привлекает внимание. Вот почему другие женщины завидуют тебе. Не позволяй им портить тебе настроение.

Женщины кружили вокруг нее, словно кошки. Шипели, но царапаться не осмеливались. Македа научилась мудрости, пройдя жестокие уроки. Она знала, почему другие жены ее ненавидят: не за ее темную кожу, а за то, что ее защищает царь. Но этого она не сказала, не желая видеть, как погаснет улыбка царя Соломона.

– Они меня не тревожат, – ответила Македа и была вознаграждена: муж улыбнулся еще ласковее.

«Да, они меня не тревожат. А если осмелятся, я сама смогу за себя постоять». Царевна Македа росла с полусотней других царских детей при дворе, полном теней и змеиных шорохов. Яд, безотказное и неприметное средство, впитался в ее кровь.

– Я рад, что ты счастлива здесь.

Царь Соломон гладил тугие завитки ее волос – они так отличались от тщательно причесанных длинных шевелюр других его женщин! Увидев, как ему нравится ее особенная внешность, Македа начала всячески подчеркивать свои отличия от других. Она носила коротко остриженные волосы, вплетая в свои густые пряди крошечные бусинки и ленточки. Натирала кожу маслами, пока все тело не начинало сиять, словно черное дерево. Посыпала золотой пудрой высокие скулы и полные губы.

Когда Соломон приходил к ней, она одевалась как царевна страны Хуш, а не как израильская царица, ведь она знала, что ему нравится ее необычный вид. В молчаливой и жестокой гаремной схватке за сердце царя Македа сражалась уверенно, и оружием ей служила темная экзотическая красота.

«Вот почему меня ненавидят его женщины: я нравлюсь ему больше, чем они», – эта мысль грела ей кровь, а на душе становилось теплее от того, что царь преподнес ей главный подарок.

Сына.

Она знала заранее, что ее мальчик родится под знаком Змеи, дарующей мудрость. И, хотя Соломон уже успел стать отцом дюжины сыновей, их мальчику он радовался, словно первенцу. Это была еще одна причина, по которой она старалась всегда угождать мужу: он неизменно проявлял доброту. Иногда Македе казалось, что он чересчур добр, но с этим недостатком она могла смириться.

В награду за то, что она родила ему сына, царь Соломон подарил ей ожерелье из сверкающих камней – бледно-желтого кошачьего глаза, а младенцу – колыбельку, вырезанную из кедра и обшитую сандаловым деревом.

– Когда он подрастет, у него будет все то же, что у его братьев, – кони, слуги, земля. А пока… – Царь наклонился, протягивая младшему сыну погремушку. Ребенок энергичным движением ухватился за ее коралловую ручку. – Пока, думаю, такие вещи ему нравятся больше. – Соломон улыбнулся мальчику и посмотрел на Македу. – Как мы его назовем? Может быть, ты для него выбрала какое-то имя твоей родной страны?

– Ты очень добр, царь мой, но я хотела бы назвать его Давидом, в честь твоего отца.

На миг Македа подумала было, что Соломон откажет ей в этой чести: его лицо осталось странно безучастным, а в глазах мелькнуло беспокойство. Потом туча прошла, он кивнул:

– Хорошо, милая моя Македа. Если таково твое желание, мы назовем его Давидом. Возможно, он унаследует музыкальный дар моего отца.

Она поклонилась и поблагодарила его, не раскрывая своих надежд. Она хотела, чтобы внук Давида Великого унаследовал не музыкальный дар, а дар побеждать. «Этот Давид тоже станет царем. Я видела это».

Давным-давно его великую судьбу предсказала хрустальная чаша, наполненная холодным ядом кобры. Ради этой судьбы она позволила, чтобы ее отправили в изгнание на север и выдали за этого мягкосердечного царя. Ради этой судьбы она терпела безотрадную страну и жалких, вечно причитающих женщин.

«Ради него. Ради сына».

Улыбаясь, Македа наклонилась над колыбелью царевича Давида и взяла его на руки. В отличие от многих других царских жен, полагавшихся на кормилиц и нянек, она ухаживала за своим царевичем сама, не прибегая к чужой помощи, и кормила его грудью, чтобы он с молоком матери впитал ее силу и смелость, чтобы вырос мудрым и могучим. Он возмужает здесь, в безопасности, в стране своего отца.

А потом, когда настанет время, он вернется в ее страну и займет трон, ожидающий его там.

Мурлыча колыбельную, которая была старше Лунных гор, Македа укачивала сына своими сильными руками и прижимала его к груди. «Даже если ты никогда не станешь царем Израиля, милый мой Давид, мир велик. И состоит из множества царств». Когда-нибудь голову ее сына увенчает корона. Это видение явилось ей в испарениях змеиного яда. Ее сын станет правителем. Не здесь, не сейчас. Но где-нибудь, когда-нибудь. Она проявит терпение.

«И если нужно подождать, пока свершится судьба моего сына, это место для меня не хуже любого другого. Здесь, вдали от родины, я смогу растить и защищать моего царевича, пока он не возмужает, чтобы идти за своей судьбой». Она посмотрела на нежное личико Давида и улыбнулась. «Да, сынок, мы подождем».

Разве сложно ждать, если ты – царица во дворце Соломона? Македе иногда казалось, что для полного счастья ей не хватает лишь более теплого климата.

Песнь Ваалит

В саду, окруженном стенами из серебра и кедрового дерева, прохаживалась женщина, беспокойно, словно запертая в клетке пантера. Ее тело окутывали яркие шелка. Волосы, шея и запястья были украшены сверкающими драгоценными камнями. В руках она держала веретено из янтаря и слоновой кости, хорошенькую вещицу, царскую игрушку. Она пряла на ходу, наматывая на веретено черную шерсть, но нить получалась белая.

Я шла к женщине сквозь заросли маков и лилий и наконец остановилась перед ней. Она посмотрела на меня и улыбнулась.

– Спрашивай, – сказала она и замолчала, ожидая.

И мир замер вместе с ней, пока я подбирала слова для вопроса, не зная, хочу ли его задать.

– Как можно тьму перепрясть в свет?

– Тьма – это прошлое, – ответила она, – а свет – будущее. Я сделала все возможное, дочка, теперь твоя очередь.

Она протянула мне прялку, и я увидела, что золотые браслеты на ее запястьях – цепи, приковывающие ее к серебряному саду. Медленно протянув руку, я приняла прялку из слоновой кости. Ноша оказалась тяжелой. Темная шерсть камнем повисла на мне, я упала на колени.

– Я не удержу ее, – сказала я, – слишком тяжело.

– Мне тоже было тяжело, но я держала прялку и шерсть. И пряла. Теперь твоя очередь.

Закованная в цепи женщина стояла и смотрела, как я поднимаюсь на ноги.

– Кто ты? Моя мать?

– Какая разница? Слушай мой урок, Ваалит: пряди нить или умри.

Я начала прясть, превращая шерсть в нить, тьму в свет. Болели пальцы, шерсть обжигала, словно огонь.